Мичман Флэндри; Восставшие миры; Танцовщица из Атлантиды

Какие страхи и желания хранит в себе этот гордый профиль? Как будто прочитав мысли Рейда, Эрисса тихо сказала:

— Не волнуйся за меня, Дункан. Годы научили меня ждать.

К следующему вечернему приливу из лиловых вод поднялись скалы Пелопоннеса. Ничего из того, что помнил в этих местах Рейд, не было, — ни холмов с насаженными деревьями, ни множества судов и суденышек на воде. Были только зеленые леса, море, небо и тишина, которую нарушал только плеск весел. Даже напев рулевого стал тише. Воздух был свеж, высоко в небе отливали золотом крылья пары журавлей.

Диор показал на остров Киферу в нескольких милях от берега.

— До Пирея уже дня два ходу, а то и меньше, — сказал он. — Но мы останемся здесь на ночь и принесем богам жертву за благополучное плавание. И на славу выспимся: тут уж можно и на другой бок повернуться, и ноги вытянуть.

На берегу небольшой бухты были видны следы многочисленных стоянок: выгоревшие круги от костров, обрывки веревок и прочий хлам, могильный каменный столб с изображением неведомого божка, наиболее выдающимся достоинством которого был фаллос. В рощу вела тропинка. Диор сказал, что там есть ручей. Моряки бросили камень-якорь и вброд перебрались на берег, волоча за собой причальный канат.

Ульдина закачало.

— Здесь злые духи! — завопил он, выхватив саблю и оглядываясь. — Земля ходуном ходит!

— Это пройдет, — улыбнулся Олег. — Вот как надо лечиться!

И присоединился к морякам, которые принялись бегать, прыгать и бороться, испуская воинственные вопли. Диор дал им побеситься с полчаса, а потом велел разбивать лагерь и собирать хворост для костра.

Эрисса увидела могилу, обвязала плащ, как юбку, обнажила грудь, опустилась на колени и, сжимая амулет, сделала молитвенный поклон. Диор недовольно поглядел на нее.

— Надо было ее остановить, — пробормотал он, обращаясь к Рейду. — Да я не углядел вовремя.

— Что она делает?

— Молится, должно быть, о ниспослании вещего сна. Я сам собирался это сделать. Говорят, что тот, кто здесь похоронен, обладал могучей силой. А сейчас поздно: его не стоит тревожить дважды за один вечер. А я-то часть жертвы посвятил ему! — Диор дернул себя за бороду и нахмурился. — Интересно, чем она заменила жертву. Эрисса не простая критянка, друг Дункан, даже не простая танцовщица с быками. На твоем месте я бы держался от нее подальше.

Эрисса одернула платье и отошла в сторону. Казалось, что на нее снизошел внутренний покой. Рейд не стал с ней заговаривать: он внезапно почувствовал, насколько чужд ему ее мир.

Ночь опустилась до того, как дрова превратились в уголья, чтобы поджарить овцу, специально привезенную для этой стоянки из Египта. Жертвоприношение было кратким, но впечатляющим: отблески огня и тени, пляшущие на высоких мужах, выстроившихся в ряд; вскинутое к небу оружие как знак приветствия Гермесу, покровителю путешественников; напевное заклинание Диора. Диор самолично зарезал овцу, обмазал ее кости жиром и бросил в огонь. Громкие возгласы вместе с дымом поднялись к звездам. Мечи со звоном ударялись о щиты и шлемы.

Олег перекрестился. Ульдин уколол палец и стряхнул несколько капель крови в огонь. Эриссу Рейд в темноте не разглядел.

Она приняла участие в последовавшем пире. Пировали с легким сердцем, передавая друг другу мехи с вином. Потом один из воинов встал, тронул струны лиры и запел:

Гневом славен Гиппфос, жителей гор покоривший,

Тот, что селенья их сжег, грифам оставив мужей,

Женщин и золото вывез, обезглавил владыку Скейдона

Громко звенит в руке его лук и несется стрела.

Остальные моряки под эту песню плясали на песке.

Когда ахейцы сели, встал Ульдин.

— Я спою вам песню, — предложил он.

— А после я, — сказал Олег. — Песню про странника, которого занесло так далеко от родимого Новгорода… — он икнул и стал тереть глаза кулачищем.

— Моя песня про степь, — сказал Ульдин. — Она поросла травой, а весной на ней алеют маки, словно кровь, и бродят жеребята на тонких ножках. Морды их нежнее щеки ребенка, и снится им день, когда они галопом поскачут догонять радугу…

Он запрокинул голову и запел на родном языке. И голос, и мелодия были на удивление нежными.

Рейд сел в стороне от костра, чтобы все видеть. Вдруг он почувствовал, что кто-то тянет его за рукав. Обернулся и увидел неясную фигуру Эриссы. Сердце его замерло. Он тихо, как мог, поднялся и вышел за ней из круга света на тропу.

Под деревьями было темно. Взявшись за руки, они на ощупь находили дорогу. Через несколько минут подъема перед ними была поляна. С трех сторон ее окружал лес. Светила луна. Рейд часто любовался ею на корабле перед тем, как уснуть. Но тут было настоящее волшебство. И луна, и звезды отражались в зеркале моря. Звезды были и в траве, и на камнях — это сверкала роса. Воздух был теплее, чем на берегу, как будто лес согревал его своим дыханием. Остро пахло прелой листвой. Негромко прокричала сова. В камнях, поросших мхом, журчал ручей.

Эрисса вздохнула: