Мичман Изи

Что касается матросов, то они продолжали свой прежний образ жизни, не внося в свои дни никакого разнообразия. Кутежи следовали за кутежами, однако было заметно, что костёр они стали разжигать пореже, очевидно, топливо у них подходило к концу, хотя погода стояла не такая тёплая, как раньше — наступил октябрь. Уже месяц, как Джек учился у Педро испанскому, а мятежники по-прежнему не обнаруживали никакого желания вернуться к исполнению своих обязанностей. Первые недели пьяные матросы время от времени выходили на берег и открывали огонь по Джеку и Мести, когда те показывались на палубе, но, к счастью, пьяницы — не очень меткие стрелки. А в последнее время они бросили и это занятие, вероятно, истощив свои боеприпасы, и казалось, они вообще перестали обращать внимание на корабль, словно забыли о его существовании.

Со своей стороны, Джек решил не уступать им — пусть он простоит здесь с кораблём хоть целый год, но переговоры о перемирии должны начать те, кто поднял бунт. Проходил день за днём, а он спокойно занимался своим делом, и два месяца пролетели так, что он их даже не заметил.

Как-то вечером, когда они сидели в кают-компании — вечера стали прохладными, — Джек попросил Мести рассказать историю его жизни. Мести ответил, что с позволения Джека он готов приступить к рассказу немедленно, и когда наш герой кивнул головой в знак согласия, Мести начал свой рассказ, который мы приводим в следующей главе.

ГЛАВА XV, в которой бунт, как костёр, гаснет не столько из-за нехватки топлива, сколько от избытка влаги

Хотя мы прежде передавали речь Мести на его смешанном жаргоне, нам кажется, что в длинном рассказе это будет утомительно для читателя, поэтому мы переведём рассказ Мести на правильный литературный язык, прибегая по-прежнему к его диалекту в тех местах, где рассказ прерывался беседой двух друзей.

«Мои первые воспоминания детства, — начал Мести, — относятся к тому времени, когда меня носил на плечах какой-то мужчина: я сидел на его шее, свесив ножки на грудь и держась за волосы на голове.

Все глазели на меня и расступались, когда я ехал по городу или рынку, весь увешанный золотыми украшениями, слишком тяжёлыми для меня, поэтому я радовался, когда женщины снимали их. Но когда я стал старше, я стал гордиться ими, потому что узнал, что я сын короля и украшения служат знаками моего королевского происхождения. Я жил счастливо, не утруждая себя ничем, кроме стрельбы из лука и упражнений с мечом, которым я научился хорошо владеть, а великие полководцы из свиты моего отца научили меня убивать врагов. Иногда я валялся под тенистыми деревьями и болтал с женщинами, принадлежащими моему отцу, иногда проводил время в его дворце, играя черепами и повторяя имена тех, кому они когда-то принадлежали, ибо в нашей стране, когда мы убиваем врагов, мы сохраняем их черепа как трофеи.

Когда я подрос, я делал всё, что хотел: бил женщин и рабов, кажется, даже убивал кое-кого из них. Помню, я убил одного раба, только чтобы испытать, смогу ли я достаточно сильно ударить моим новым двуручным мечом, изготовленным из особо прочного и тяжёлого дерева, но это пустяк в нашей стране. Я мечтал стать великим полководцем и не думал ни о чём, кроме как о войне и сражениях, и о том, сколько черепов я раздобуду, когда обзаведусь своим домом и своими жёнами. Я уже не был мальчиком, я ходил на охоту в лес и пропадал там неделями. Однажды я увидел пантеру, гревшуюся на солнце и грациозно помахивающую хвостом. Я осторожно подполз к скале, находившейся в трёх ярдах от пантеры, и, натянув свой лук, насквозь пронзил её стрелой. Она подпрыгнула в воздух, увидела меня, взревела и бросилась на меня, но я пригнулся за скалой, и пантера перелетела через мою голову. Она опять повернулась ко мне, но я выхватил нож и, когда её когти вонзились в мои плечи и грудь, ударил её ножом прямо в сердце. Это был счастливейший день в моей жизни: я убил пантеру сам, один на один, и мог показать всем свои раны. Хотя они были достаточно серьёзны, я и не думал о них. Я снимал шкуру, и моя кровь смешивалась с кровью пантеры, но я только ликовал. Гордо вступил я в город, неся свою добычу, хотя истекал кровью и испытывал резкую боль. Все превозносили мой подвиг, называли меня героем и великим воином. Я подпилил зубы и стал мужчиной.