Мичуринский проспект (СИ)

Несмотря на всю уверенность в себе и успех у противоположного пола, Никита частенько влипал в истории. То его забудут в блевотине у костра, и он, проснувшись не может доползти до дома, то его позовет к себе в гости местный гомосек и начнет приставать, то ему дадут по роже колхозники. Его, конечно, многим хотелось избить. Лично мне он один раз нассал в бутылку пива в бане. Зачем, так и осталось загадкой. Я с первого глотка почуял неладное, однако достоверную информацию я узнал только через несколько лет. Никита сам мне во всем признался, просто для того, чтобы я перестал его доставать. Как ни странно, в тот момент я понял, что злость и обида давно ушли, и, к сожалению, мне уже не хотелось размозжить лицо этого красавчика.

Еще Никита все время говорил про баб, про то, как трахнул в подъезде кого-то, как познакомился. Случались и совсем дикие истории. И всему, абсолютно всему я верил, в силу своей незамутненной, детской доверчивости.

-- Не, ну вот такого, как этим летом со мной не случалось до этого никогда. Ты прикинь, позвали мы телок. Пришли они... Сидим мы, пьем. И тут одна ни с того, ни с сего заявляет: "Ну, кто меня сегодня трахать будет?"

-- Ого, -- восхищался я, -- и что, кто трахнул?

-- Ну, мы жребий с парнями стали тянуть... Мне повезло.

Когда я приехал на дачу после пары недель, проведенных на сборах, то чувствовал себя повзрослевшим, уверенным в себе и похудевшим. Я перестал придуриваться и держался серьезным человеком.

По приезду первым делом я зашел к Никите. Он возился в гараже со своим мопедом. Никита обрадовался моему приходу, бросил все дела и потащил меня на кухню на веранде. Там он налил чаю и насыпал себе кружку четыре ложки сахара. Никита всегда так делал, и это никак не сказывалось на его весе -- он был чрезвычайно худ, и это, как мне казалось, во многом объясняло его спрос у противополжного пола. Он прекрасно понимал, что чай мне не особенно интересен, и потому улыбнулся, и достал из-под стола пластиковую бутылку с дыркой.

Густые клубы дыма заполняли тару, а я смотрел на тлеющую плюшку и думал о том, что не надо по-хорошему курить, ведь теперь меня будут в этой шараге проверять на наркоту, а если найдут что, то сразу отчислят. В то же время, страх быть уличенным в своем наркотическом баловстве родителями остался, хоть и ушел в тень. Оттого у меня были сомнения -- пока Никита не протянул мне бутылку с открученной крышкой и выходящим из горлышка белым, сладковатым газом, я не знал употреблю я или нет. Ну а когда протянул, отступать было некуда.

Тогда я вероятно в первый раз сел на измену от дудки. Потому что настрой был плохой, с самого начала. Нечего колебаться, нужно решаться. Особенно с наркотой, ты либо за, либо сиди дома и выходи на улицу, чтобы погулять по парку или заняться спортом.

Чай сушняков не сбивал, и потому мы решили пойти за пивом. Дорога до сельпо была длинной и молчаливой и очень странно, что мы не встретили на ней знакомых. Дойдя до обитого блестящим железом вагончика, мы увидели её вместе с еще двумя девкам. Она выделялась как на их фоне, так и на фоне пейзажа -- одета была со вкусом и не похожа была ни на местную, ни на дачницу. Внешний вид её, худоба и осанка, резонировали с окружающим миром настолько, что казалось она просто из другой вселенной.

-- Симпатичная девчонка, нужно будет заняться, -- заключил Никита. Мы прошли мимо этой милой компании и зашли в магазин. Девки не обратили на нас внимания.

Отдых от службы получился скомканным. Я естественно никого не трахнул. Да и не стремился особо в этот раз. И даже не нажрался, хотя это скорей плюс, чем минус, ведь раньше на каждой пьянке приводил себя в состояние алкоголической комы, а если не успевал -- то заблевывал лужайки, канавы и огороды -- в общем то, что попадалось по струю. Иногда даже удавалось совмещать очищение организма и чуткую потерю сознания. Тем не менее, каждой пьянкой ответственно заявлял, что конфуза со мной больше не случится, но это не помогало и каждый раз все проходило по схожему сценарию.

Когда я вернулся, Москва меня сразу начало душить лето и неудобная форма на новом плацу, о котором я уже упоминал вскользь, который находился внутри здания, окруженный учебными корпусами, в целях конспирации, судя по всему. Плац прятался от зевак, ничего не подозревающих добропорядочных граждан и вероятного противника очень хорошо, потому что даже громогласное "ура" нескольких сотен курсантов невозможно было услышать даже в метре от фасада Академии.

Форму же шили зеки где-то за Уралом, в суровых сибирских лагерях, а потому качество, как впрочем и материалы, были отвратительным. Брюки и ПШ и даже кители, прошивались очень некачественными, порой гнилыми нитками, то там, то здесь швы расходились, дырки в карманах брюк образовывались уже на второй день, а новые выдавали по уставу раз в год. Это говно нужно было гладить и постоянно зашивать.