Мичуринский проспект (СИ)

Ему было восемнадцать, он, как дагестанец, долго и часто говорил по телефону, носил длинные волосы и мерседес покупал ему папа. Еще его интересовали девушки. Причем интересовали перманентно, он постоянно пытался кого-то найти. В основном находились проститутки.

-- Привет, Дэн! -- Ярик был рад меня видеть.

Его жилище не отличалось особым лоском -- мелкий мусор на давно не мытых полах, пустые бутылки -- ничего сверхъестественного, рядовая холостяцкая конура. Они жили в этой трехкомнатной квартире со старшим братом и тремя догами, иногда к ним заезжала мама, иногда -- девушка старшего брата.

-- Будешь чай? -- он протянул мне пластиковую бутылку с холодной коричневой жидкостью. Я сделал пару глотков.

Мы познакомились с ним в старшей школе. Не помню даже как. Он каждое утро и каждый вечер выгуливал своих огромных псов. Единственное, в чем я уверен, что почти каждый раз, когда мы с ним виделись, он предлагал покурить травы. От травы я порой не отказывался. Откуда он её брал только.

Наверно от старшего брата. Ярик был большой мастер историй про наркотики. И машины. И девушек. Да, наркотики определенно занимали нижнюю, третью ступень, на пьедестале его страстей.

-- Дэнчик, -- заливался он, -- я в девятом классе сидел на трамале. И в определенный момент понял -- надо завязывать. И завязал.

-- И что ломало? -- я был заинтригован.

-- Ага.

-- И как это?

-- Ну, просыпаешься ты с утра, а у тебя все мышцы болят, пот, температура под сорок. А мама говорит -- иди в школу. И ты выходишь на улицу, но в школу не идешь, потому что там ты размутишь еще таблеток и все по новой.

-- А почему не остаться дома? Сказать маме, что заболел?

-- И что я ей скажу? У меня температура сорок, а ни соплей, ни кашля. Спалит моментом.

Чай в бутылке закончился. Он прожег в ней сигаретой круглую дырку, внизу, у самого донышка, и стал нарезать плюшки. Я внимательно наблюдал за процессом.

-- Мерин беру себе, -- начал он.

-- Ничего себе. Круто. А брат у тебя на чем ездит?

-- На мамином минивэне.

-- А что так? Он же старше тебя. Почему тебе мерин, а брату мамин минивэн?

-- Да он с отцом не общается.

-- А.

-- Ты будешь? -- к варке были готовы четыре больших порции черного гашиша.

-- Воздержусь, я больше по пиву.

Он положил расплющенную душистую мякоть на конец сигареты и засунул её в бутылку. Столбики дыма поднимались вверх, упирались в крышку, врезались в нее и превращались в клубы. Ярик продолжил:

-- Да Влад еще и беху разбил. Лет семь назад.

-- В твоем возрасте.

-- Угу, -- он вдохнул в себя сладкий дым, -- Тут прям разбил, у родного семьдесят шестого.

-- У отделения мусарни что ли?

-- Угу, -- он рассмеялся, -- пьяный, в четыре часа утра, уходил от погони и влетел в забор у самого дома, напротив отделения. Сам приехал. Машина под списание.

Мы сыграли пару матчей в хоккей. Ярик хотел еще, но меня игра не вдохновляла -- отсутствие навыков лишало меня шансов не только на победу, но и на достойное сопротивление.

-- Возьми приставку, потренируйся, -- сказал Ярик, когда я собрался уходить.

-- Ок, спасибо.

Всю неделю, возвращаясь из Академии домой, я практиковался в хоккей. Ничего не выходило -- одолеть компьютер получалось только на среднем уровне сложности. Для противостояния с Яриком требовалось выигрывать на самом сложном. Эта задача казалась непосильной. В субботу, после последней второй пары, я думал вернуться домой и продолжить свои упражнения, однако я не смог отказать Сизому в просьбе выпить с ним пива.

Сизый знал, что мои родители на даче и у меня есть квартира, куда можно привести девок. Ни у меня, ни у него не нашлось подруг, которые бы согласились прийти. Мы решили искать любовь на улице. Любовь во всех отношениях долгую и серьезную, но чтобы непременно с бурным началом в первый же вечер.

-- Привет, девчонки, а давайте знакомиться? -- подошел я к первым попавшимся на глаза студенткам.

-- Ну попробуйте.

Студентки с одной стороны были не против, а с другой -- не были за. Патовая, почти безвыходная ситуация. Я сделал первый шаг, а потом мне стал помогать Сизый. Он плел какую-то ерунду и пытался шутить. И почему-то назвал наше учебное заведение Академией шоколада. На мой взгляд, сравнение совсем неуместное, по крайней мере, в том контексте, что озвучил Стас. Такое сравнение подходило только в аллегорическом, сорокинско--басковском смысле.

Я понимал, что знакомство не клеится, утешало только то, что Сизый взял общение на себя -- вероятно питал еще какие-то иллюзии. В попытках побороть досаду по очередному провалу в сердечных делах, я взял на всех пива, припал к бутылке. Я и не заметил, как мы дошли до воландовского места, и остановились, облокотившись на каменные перила.

Вид одноэтажной Москвы примирял меня с собой и окружающим пространством. Внутри меня стало как-то тихо, мысль о том, что ближайшие, возможно лучшие пять лет моей жизни я проведу в неприятном мне месте, с неприятными мне людьми, и, самое главное с абсолютно неясными целями больше не ранила сердце. "Значит так надо, -- подумал я, -- значит такая судьба".