Мидгард

— Заблудились? — Ойгель засмеялся. — Волки — заблудились? Что за чушь ты мелешь, мальчик! Эта свора кого-то преследует.

Лиф замолчал. Он мог бы сказать Ойгелю, кто этот «кто-то». Но чувствовал, что заработает только новые неприятности, если расскажет шварцальбу свою историю.

— Но пусть они только появятся, — продолжил Ойгель. Казалось, он привык разговаривать сам с собой и отвечать на собственные вопросы. Вероятно, он часто бывал одинок. — Пусть эти звери только появятся. Их ждет мой «попадатель».

Лиф огляделся по сторонам.

— Попадатель?

Ойгель усмехнулся.

— Мой лук, — сказал он. — Он жаждет их крови. И чем больше, тем лучше.

— Ты, наверное, очень сильно ненавидишь волков, — сказал Лиф.

Ойгель вытаращил на него глаза.

— Ненавижу? — повторил он. — Ты что несешь, карапуз? Откуда ты вообще появился и почему задаешь такие глупые вопросы? Каждый ребенок знает, что альбы и волчий сброд — смертельные враги с тех пор, как существует мир.

Лиф вздохнул. Гнев Ойгеля натолкнул его на печальную мысль о том, как, в сущности, мало он знает о мире, в котором живет. Конечно, пробел в знаниях он частично восполнил, когда поговорил со Скаллой. Но эти сведения он отодвинул в область сказок и легенд. Ему и в голову не приходило, что это как раз и была правда.

— Ну, я вижу, мы о многом сможем поговорить, — вздохнул Ойгель, заметив, что Лиф не ответил, а только смущенно посмотрел на него. — Но теперь пора нам убираться отсюда. Я знаю одну пещеру неподалеку, где мы в безопасности проведем остаток ночи. Там я разведу огонь. Вы, люди, всегда слишком быстро мерзнете. Ты можешь встать?

Лиф кивнул, вскочил и неуклюже, всем телом, рухнул на карлика. Ойгель возмущенно выругался на незнакомом Лифу языке.

Мальчик был рад, что не понял его слов.

Глава пятая ВСАДНИК ВЕРХОМ НА ВОЛКЕ

Остаток ночи они провели в пещере, о которой говорил Ойгель. Она представляла собой небольшую пробоину в скале, где Лиф даже не мог выпрямиться во весь рост (впрочем, он этого и не хотел). Он опустился на лежанку из хвороста и листьев, приготовленную для него Ойгелем, а карлик забаррикадировал вход в пещеру камнями. Лифу бросилось в глаза, что место костра еще теплое. Карлик объяснил, что он ночевал здесь два дня назад и уже давно преследует волков. Ойгель вообще оказался очень словоохотливым, какими часто бывают люди, вынужденные долгое время проводить в одиночестве. Они хватаются за первого встречного, чтобы с ним поговорить. Но Ойгель был говоруном своеобразным: он почти не реагировал на вопросы Лифа, но часто сам себе задавал вопросы и отвечал на них. Лиф не мог отделаться от впечатления, что с таким же успехом он мог бы разговаривать с камнем.

Но мальчику это было только на руку. Лиф хотел узнать очень многое, к тому же нескончаемая болтовня Ойгеля избавила Лифа от необходимости отвечать на вопросы, которыми карлик не преминул бы засыпать мальчика, на которые тому было бы нелегко ответить.

Таким образом, за несколько часов он узнал о мире больше, чем за четырнадцать лет жизни на хуторе. Ойгель рассказал ему о сотворении мира, о вечной вражде между азами и великанами, единственным стремлением которых было приносить беды в мир людей и богов, и о роли, которую в этом играют альбы. Наконец, когда уже совсем рассвело, Ойгель заговорил о волках.

— Я просто не понимаю, — качая головой, говорил он. — Что побудило их прийти сюда? Да еще в такую бурю. — Он пристально посмотрел на Лифа. — К твоему сведению, кроме такого карапуза, как ты, им здесь некого больше жрать.

Лифу показалось немного странным, что Ойгель — который гораздо ниже ростом — постоянно называет его карапузом. Однако он чувствовал, что его насмешка — самая добродушная.

— Может быть, буря выгнала их из исконных охотничьих угодий? — предположил он.

Ойгель на минуту задумался над его словами, но затем решительно покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Хотя буря и вправду сильная. — Он утвердительно кивнул и еще раз повторил: — Сильная.

Он взял какой-то сук и поворошил догорающий костер.

— Мне больше четырехсот лет, — качая головой, продолжил он. — Но бури, подобной этой, я не припомню.

Лиф опешил.

— Че…

— …тыреста одиннадцать лет семь месяцев и девять дней, если быть точным, — договорил начатую фразу Ойгель. — Значит, ты действительно ничего не знаешь о мире?

— Но четыреста лет — это…

— Не очень много, я согласен, — оборвал его карлик. Он почему-то рассердился. — Тебе не следует мне об этом напоминать. Многие мои приятели дразнят меня и говорят, что я слишком молод. Но что я могу с этим поделать? — Он нагнулся и бросил в костер еще один сук. — Такому карапузу, как ты, это понять нелегко, — продолжил он. — А мне трудно представить, как сумел выжить такой недолговечный народ, как люди. Вы постоянно в суете и спешке, и, если случится вам напрасно потерять месяц или год, вы начинаете орать благим матом.

Он вздохнул, прислонился спиной к скале и скрестил за головой руки. Вокруг них выла буря.