Мидгард

Если бы Лифу кто-то сказал, что в этой мрачной норе он находится уже целый год, то мальчик поверил бы. И все же мучителям не удавалось сломить его волю. Наоборот. Подавленность, которая овладела Лифом после разрушения «Скидбладнира», постепенно отступала, и ее место занимала беспомощная и поэтому особенно жгучая ненависть.

Сны и грезы не позволили ему сойти с ума. Но не те, которые приходили, когда он спал на голом каменном полу, — они были мрачными и заполненными алчными чудовищами, против которых Лиф был бессилен и поэтому часто просыпался с криком и в холодном поту. Были и другие сны, точнее сказать — грезы, в которые он погружался, когда сидел на полу, вперившись в темноту. В этих грезах битва с мидгардской змеей протекала иначе, в этих грезах он разбивал стены тюрьмы и убегал от охранников, а иногда — это были его заветные мечты — он возвращался сюда с войском рыцарей в золотых доспехах и разрушал мрачное царство великанов.

Казалось, прошла вечность, пока он услышал скрежет задвижки тюремной двери — звук, до которого он не надеялся дожить. Вскоре после этого мальчику принесли еду — безвкусную холодную кашу. Мальчик был рад, что еду в миске он не видел: наверняка каша была столь же противной на вид, как и на вкус. Вскоре после этого высокая железная дверь со скрипом открылась, и Лифа ослепил красный свет факела. В камеру, нагнувшись, вошел широкоплечий великан, пинком опрокинул миску с кашей и, издав нечленораздельный звук, жестом приказал Лифу встать.

Лиф повиновался, но его колени задрожали, он пошатнулся, ударился плечом о стену и за свою нерасторопность получил тычок в ребра.

Раскачиваясь на ходу, он устало побрел к двери и повернул направо — куда указал ему великан. От мерцающего света смоляного факела слезились глаза, поэтому окружающая обстановка выглядела смутно. Но Лиф все-таки заметил, что они отправились не той дорогой, по которой его сюда привели. Великан толкал его в спину, если Лиф замедлял шаги, но ноги мальчика вскоре привыкли двигаться быстро, а глаза перестали слезиться, и он стал видеть гораздо лучше.

Но то, что он увидел, нисколько не обрадовало его.

Сопровождаемый великаном, Лиф покрыл немалое расстояние, но за все время движения ни разу не обнаружил даже проблеска дневного света. Он вспомнил огромную черную скалу, внезапно выросшую перед носом «Нагельфара», один вид которой вызвал у него дрожь. Подземелье, возможно, располагалось под берегом. Часть мрачных штолен и коридоров, скорее всего, спускалась вниз, к морю, так как Лиф не раз ощущал дрожь стен и потолка и слышал отдаленный звук, напоминавший ритмичный грохот, с которым высокие волны разбиваются о скалу.

Коридор спускался все глубже. Если в камере Лифу было душно, то теперь температура повысилась настолько, что он весь вспотел. Тело налилось тяжестью, дышать удавалось с трудом.

Дважды или трижды мимо проходили другие великаны, не удостаивая Лифа даже взглядом, а однажды в конце другого коридора он заметил целую группу одетых в лохмотья пленников. Люди из народа Ойгеля, цепями прикованные друг к другу, кирками и лопатами пробивали в скале штольню. Размахивая кнутом, их охранял угрюмый великан. В другой раз, когда мальчик шел по карнизу, а под ним простиралась глубокая, освещенная красным светом пещера, он увидел внизу великанов и закованных в цепи альбов, занимавшихся какой-то тяжелой работой, но что именно они делали, он не разглядел. По непрерывному звону и ударам по наковальне можно было догадаться, что здесь работает кузница, но свет был так ярок и ослепителен, что фигуры, двигавшиеся в нем, казались бестелесными призраками.

Когда Лиф уже изнемог от усталости, перед ними появилась запертая железная дверь, к которой вели ступени, явно созданные для великанов. С каждой стороны двери стояли по три воина, вооруженные щитами и пиками, и, как только Лиф приблизился, створки ворот распахнулись. Когда Лиф поднялся по лестнице и, шатаясь, прошел через дверь, великан отвесил ему последний грубый пинок.

Лиф упал на колени и на некоторое время застыл в этом положении. У него закружилась голова. Немного придя в себя, он робко поднял глаза.

Он был один. Перед ним простиралась большая пещера, освещенная множеством коптящих факелов и наполненных горящими углями жаровен. Напротив входа стоял гигантский стул, который в первую минуту Лиф принял за трон, пока, присмотревшись, не понял, что стул вполне обычный, только изготовлен специально для великана. Чуть поодаль от стула находился стол, вокруг которого группировались такие же огромные стулья.

За исключением одного. Этот стул тоже был высок, но сделан совсем иначе, будто предназначался для нормального человека, достаточно могущественного, чтобы ему позволялось сидеть в обществе великанов так, как ему удобно.

Лиф огляделся по сторонам, убедился, что он действительно один, подошел к столу и занял это место.

На столе стояла серебряная миска с водой, и тут Лиф ощутил сильную жажду. Без малейшего страха он наклонился вперед, напился и зачерпнул пригоршню воды, чтобы освежить лицо.