Мидлмарч

Мистер Брук кивнул сэру Джеймсу, убежденный, что своей речью он не только продемонстрировал собственную непреклонность, но и способствовал умиротворению разгневанного баронета. Сам того не ведая, он применил весьма искусный ход. Он коснулся соображений, которых сэр Джеймс стыдился. Дело в том, что его недовольство решением Доротеи частично коренилось в предубежденности, вполне извинительной, и в антипатии, пожалуй, оправданной, которую внушал ему жених, частично же в ревности, ибо он ревновал Доротею к Ладиславу не менее, чем прежде ревновал ее к Кейсобону. Он был убежден, что этот брак погубит Доротею. Но в сонме всех этих веских причин затесалась одна, в существовании которой он, будучи человеком добрым и честным, не пожелал бы признаться даже самому себе: не приходилось отрицать, что Типтон-Грейндж и Фрешит, два поместья, так удобно расположенные в пределах общей окружной межи, сулили заманчивые перспективы сыну и наследнику сэра Джеймса. И стоило мистеру Бруку косвенно упомянуть об этом соображении, как сэра Джеймса охватило замешательство; у него встал комок в горле; он даже покраснел. В первом приступе гнева он был находчивее, чем обычно, но миротворческое выступление мистера Брука не в пример колкому намеку мистера Кэдуолледера заставило его прикусить язык.

Селия воспользовалась паузой, наступившей сразу же вслед за упоминанием о предстоящей свадьбе, и не замедлила спросить, впрочем, так небрежно, словно речь шла всего лишь о званом обеде:

— Так вы думаете, дядюшка, Додо сразу выйдет замуж?

— Через три недели, знаешь ли, — жалобно отозвался мистер Брук. — Я ничего не мог поделать, Кэдуолледер, — добавил он, повернувшись в поисках поддержки к священнику, который сказал:

— Я не стал бы из-за этого так волноваться. Если ей хочется жить в бедности, ее дело. Ведь никто бы даже слова не возразил, если бы ей вздумалось выйти замуж за богатого молодого человека. Приходские священники в начале своего пути тоже редко бывают богаты. Да вот хоть Элинор, — лукаво обратился он к примеру собственной супруги. — Ее родня негодовала, когда она за меня вышла: у меня было менее тысячи фунтов годового дохода… неотесанный увалень в грубых башмаках, и достоинств за мной не числилось ни малейших. Все мужчины диву давались, каким образом я вообще мог кому-то понравиться. Право, я просто обязан взять сторону Ладислава, пока не узнаю о нем чего-нибудь действительно скверного.

— Гемфри, ты занимаешься софистикой и сам отлично понимаешь это, возразила его жена. — Тебя послушать, так между людьми нет никакого различия. Да ведь ты Кэдуолледер! Возможно ли предположить, чтобы я стала женой такого изверга, если бы он носил другое имя?

— И притом вы священник, — добавила леди Четтем. — Об Элинор никто не скажет, что она совершила мезальянс. А что такое мистер Ладислав, едва ли хоть кому-нибудь известно. Верно, Джеймс?

Сэр Джеймс, обычно весьма почтительный со своей матушкой, на сей раз буркнул себе под нос нечто нечленораздельное. Селия глядела на него снизу вверх, как призадумавшийся котенок.

— Признаемся, какой только бурды не намешано в крови этого Ладислава, сказала миссис Кэдуолледер. — И кейсобоновская рыбья кровь, и польский бунтовщик, то ли скрипач, то ли учитель танцев, так ведь? Затем старый жулик…

— Полно, Элинор, — произнес священник, вставая. — Нам пора идти.

— Впрочем, он красив, — сказала миссис Кэдуолледер, тоже поднимаясь и желая несколько смягчить свой выпад. — Словно сошел со старинного портрета.

— Я иду с вами, — торопливо вскакивая, сказал мистер Брук. — Вы все должны у меня, знаете ли, завтра отобедать. Как ты думаешь, Селия, милочка моя?

— Ты пойдешь, Джеймс… Да? — спросила Селия, взяв мужа за руку.

— О, разумеется, если вам угодно, — ответил сэр Джеймс, одергивая жилет, но не в силах придать лицу приветливое выражение. — То есть в том случае, если мы никого там не встретим.

— Нет, нет, нет, — заверил его мистер Брук, прекрасно уловивший намек. — Доротея, знаете ли, не приедет, пока вы сами ее не навестите.

Когда сэр Джеймс и Селия остались наедине, она спросила:

— Ты не будешь против, если я поеду в Лоуик?

— Как, прямо сейчас? — спросил он с некоторым удивлением.

— Да, это очень важно, — сказала Селия.

— Помни, Селия, я не могу ее видеть, — сказал сэр Джеймс.

— Даже если она откажется от этого брака?

— Есть ли смысл об этом говорить? Впрочем, я иду в конюшню. Скажу Бригсу, чтобы тебе подали карету.

Селия полагала, что говорить, возможно, и нет смысла, зато есть смысл, причем немалый, в том, чтобы поехать в Лоуик и попытаться оказать влияние на Доротею. В годы девичества она была убеждена, что способна вразумить сестру сказанным к месту словом — приоткрыть оконце и рассеять трезвым дневным светом собственного здравомыслия причудливое мерцание цветных фонариков, сквозь мозаику которого рассматривала мир Додо. К тому же Селия как мать семейства имела все основания давать советы бездетной сестре. Кто еще способен понять Додо так хорошо, как она, кто любит ее так же нежно?