Миф абсолютизма. Перемены и преемственность в развитии западноевропейской монархии раннего Нового времени

Еще одной важной королевской прерогативой был контроль над внешней политикой, точнее — право объявлять войну. Поскольку в этой области сотрудничества корона менее всего нуждалась в одобрении знати, дипломатия и заключение договоров, ведение войны и контроль за вооруженными силами были сферой, в которой королевские прерогативы не подвергались сомнению. Следовательно, определяющим фактором здесь являлись личные взгляды монарха или того, кто оказывал на него влияние: политика была зеркалом придворной жизни и фракционной борьбы. Поэтому она была изменчивой и непредсказуемой.

И все же доминирующая роль личности и пристрастий монарха во внешней политике оспаривается. Академическое изучение истории дипломатии началось в конце XIX века и несло на себе отпечаток этой эпохи. Результаты был столь же ошибочны, сколь и остальные представления об «абсолютизме», характерные для этого столетия. То, что серьезные внешнеполитические вопросы зависели от прихоти короля и придворных интриг, так огорчало историков XIX века, что они чувствовали себя обязанными изу–чить данный вопрос лучше. Но чем больше они искали, тем меньше находили. Они пытались показать, что в тот период международные отношения строились с учетом интересов нации. Свою ошибку они усугубляли тем, что отводили ведущую роль официальным дипломатическим источникам, в которых решения принимали рационализированную форму. Традиционная историография разделяла международные отношения и их движущие силы — произвольные желания монархов и их придворных. И все же случайный характер внешнеполитических событий был очевиден для современников. Отмечая, что малейшие трения при дворе могут привести к войне, один французский юрист в 1730–х годах писал: «Величайшие события, помпезно преподносимые историей, имеют совершенно пустячные причины». Десятью годами ранее французский посол в Вене размышлял о пугающем могуществе случая: «В эпоху, когда мы способны диктовать условия всей Европе, малейший поворот событий может сделать нас слабейшим госу–дарством».¹

Большинство монархов управляло странами, лишенными этнического, языкового, религиозного или культурного единства. Общность интересов современников или общее прошлое часто отсутствовали. В таких на первый взгляд единых странах, как Франция, и в государствах разнородных, таких как империя Габсбургов, единственной надежной связующей силой была верность правящей династии. Националистические идеологии сплотить страну только перед лицом внешней угрозы. Монархи зависели от репутации своей династии: они старались приумножить ее славу и осуществить ее права. В наши дни историки международных отношений подчеркивают преимущественно династические акценты придворной культуры, представлявшей войну героическим деянием.² В XVIII столетии государи продолжали появляться на полях сражений хотя бы просто для вида. После победы они объявляли о своих заслугах. Гендель в «Dettingen Те Deum» воспел доблесть Георга III. Образ короля–победителя был частью древней традиции прославления Его величества в его наиболее величественной роли — в роли воителя. Миролюбивый философ Вольтер сходным образом воспел подвиги Людовика XV при Фонтенуа в 1745 году. В его опере на музыку Рамо государь сравнивался с императором Траяном, допущенным в храм Славы, но о случайном присутствии на поле боя маршала Сакса не говорилось ни слова.

Династическая перспектива просматривается и на других направлениях внешней политики. Государи открыто говорили о войнах и мирных договорах как о личных соглашениях. Даже Фридрих II, государь, мысливший

Black J. 1990.The Rise of European Powers.Arnold. P. 149-154.

BlackJ. 1987. The Origins of War in Early Modern Europe.John Donald. P. 7-8.

династически в меньшей степени, в пространных беседах о том, что он — «слуга государства», говорил о Марии–Терезии как о своем враге и о своем решении вступить в войну. Большинство войн велось за право наследовать престол, и так как представители правящих династий заключали между собой браки, права и встречные права умножались. Таким образом, многие международные конфликты были семейными ссорами.