Читаем Миф абсолютизма. Перемены и преемственность в развитии западноевропейской монархии раннего Нового времени полностью

Только Руссо придерживался иной точки зрения. Он презирал парламенты и ассамблеи, но и не восхищался монархами. Он придал идее новый ракурс, который объединил ученых мужей Просвещения: это была теория общественного договора. Божественное право королей отвергалось: монархи не могли быть назначены христианским Богом, в которого философы не верили. Вместо того правитель и народ становились партнерами по взаимовыгодному соглашению, а высказывание Фридриха II о том, что король — это первый слуга государства, дополнило картину. Отсюда следовало, что суверенитет изначально принадлежит народу, который в результате соглашения передавал его правителю. «Общественный договор» Руссо (1762) изменил условия дискуссии. Народ обладал суверенитетом и выражал его в «общей воле», активизировавшейся, когда люди забывали свои эгоистичные желания и открывали сердца республиканской virtu — такому настрою общества, который ведет к благу всего сообщества в целом. Для тех, кто разочаровался в элитарных ассамблеях, но не считал возможным передать суверенитет в руки народа, существовал последний выход. Таковым представлялась созданная немецкими просветителями концепция воплощения прав подданных в тщательно определенном комплексе законов.1

Понятие просвещенного деспотизма основывалось на первой группе идей, защищающих умышленно деспотическое правление. Историки слишком долго пренебрегали ими, считая их скучными теориями с неясными последствиями. Они решили, что более подходящим названием для этого явления будет «просвещенный абсолютизм», термин, звучащий, по их мне-

1Starkosch H. E. 1968.State Absolutism and the Rule of Law.Sydney University. P. 44-49,219-233.

нию, более конституционно. В то же время Руссо отмечал, что словосочетание «законный деспотизм» содержит противоречие в определении. Так оно и было. Однако логика никогда — даже в век Разума — не руководила умами людей, и в программе произошли изменения. Несмотря на отвращение, которое вызывало слово «деспотический» (его должна была уравновешивать приставка «просвещенный» или «законный»), его приверженцы называли свою концепцию именно так и подразумевали именно деспотическое правление.1 Недавнее повторное открытие юношеской заметки Иосифа II, называемой «Reveries», дает ярчайший пример влияния «законного деспотизма» на молодого мыслителя.2 Он размышляет над масштабом проблем, стоящих перед империей Габсбургов, и приходит к выводу о необходимости решительных действий. Он хочет творить только благо, но ему чинят препятствия обычаи провинций, статуты и клятвы: тем хуже для них. «Я полагаю, мы должны постараться подчинить провинции и заставить их почувствовать, насколько полезно кратковременное деспотическое правление, которое я предлагаю установить там. С этой целью мне бы хотелось заключить с провинциями соглашение, испросив у них на срок десяти лет право делать все для их блага, не советуясь с ними».

Вот блестящее подтверждение того, что запрашивать согласия провинциальных представительств было необходимо еще до запланированного Иосифом II начинания, хотя эта необходимость и ставится под сомнение необоснованными взглядами некоторых исследователей на австрийский «абсолютизм» XVIII столетия. Еще более выразительно его холодное замечание, сделанное в адрес штатов Брабанта в 1789 году: «Чтобы творить добро, мне не нужно ваше одобрение». Резче всего он говорил о неоходимости наступать на корпоративные права, чтобы защитить права отдельных людей. Он расширял свободы: вопрос в том, чьи именно. Подобно Тюрго, он видел, что деспотическая атака на выраженные в их привилегиях свободы гильдий дает свободу и равенство отдельно взятым ремесленникам. Несомненно, деспотизм был важной составляющей его профессиональной деятельности. И его деспотизм был продуманным, спланированным и практичным, а вовсе не заканчивался поверхностным философствованием в духе Руссо.

Но последствия действий Иосифа II были катастрофическими. Восстания в Бельгии и Венгрии в конце концов свели на нет большинство реформ, а император был ошеломлен негативной реакцией подданных, которым он стремился помочь. Поэтому невозможно единой формулой описать правле-

1 Beales D. WasJoseph II an Enlightened Despot?Unpublished paper. P. 3-9.

2 Beales D. JosephIVs Reveries. Mitteilungen des Osterreichischen Staatsarchivs,

33. P. 155-156.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих кладов
100 великих кладов

С глубокой древности тысячи людей мечтали найти настоящий клад, потрясающий воображение своей ценностью или общественной значимостью. В последние два столетия всё больше кладов попадает в руки профессиональных археологов, но среди нашедших клады есть и авантюристы, и просто случайные люди. Для одних находка крупного клада является выдающимся научным открытием, для других — обретением национальной или религиозной реликвии, а кому-то важна лишь рыночная стоимость обнаруженных сокровищ. Кто знает, сколько ещё нераскрытых загадок хранят недра земли, глубины морей и океанов? В историях о кладах подчас невозможно отличить правду от выдумки, а за отдельными ещё не найденными сокровищами тянется длинный кровавый след…Эта книга рассказывает о ста великих кладах всех времён и народов — реальных, легендарных и фантастических — от сокровищ Ура и Трои, золота скифов и фракийцев до призрачных богатств ордена тамплиеров, пиратов Карибского моря и запорожских казаков.

Андрей Юрьевич Низовский , Николай Николаевич Непомнящий

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии