Миф абсолютизма. Перемены и преемственность в развитии западноевропейской монархии раннего Нового времени

тативный аппарат и старался обойти связанные с ним препятствия. «Как будто ограниченный» монарх не унаследовал ничего подобного и сам пытался создать консультативные институты. Эти два случая доказывают сохранившуюся важность репрезентативных органов, воплощенной в них идеи свободы и границ, которые они ставили власти правителя–деспота. Большая часть государей деспотами не была, и возникшая в среде вигов XIX века мода представлять сословные учреждения как угрозу власти короны не соответствует действительности. Они существовали для того, чтобы давать власти законное измерение. Поскольку абсолютные монархи не обладали монополией на власть, они нуждались в представительствах. А раз уж репрезентативные ассамблеи могли сосуществовать с абсолютной монархической властью, то по отношению к «абсолютистским» государствам их следует воспринимать не как маргинальные, а как центральные. Мы должны не п р и н и ж а т ь их значение или игнорировать их существование, а, наоборот, признать их неотъемлемой составляющей власти.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ЖИЗНЕННЫЙ ЦИКЛ МИФА

Одним из немногих суждений, которые с уверенностью можно вынести в отношении абсолютизма, является то, что в Англии его никогда не было. Многие определения отталкивались от того, чем «абсолютизм» не был. Но чем бы он ни был, он никогда не существовал по ту строну Ла–Манша. Нет нужды пересматривать традиционный вердикт: никто не утверждает, что Англия была «абсолютистской». Остается уместным вопрос, был ли таковым континент.

Миф об английской ограниченной монархии и континентальном «абсолютизме» укоренился столь прочно, что некоторые преувеличения существенно помогут его корректировке. Описать оба эти явления как статичные по своей сути значит присоединиться к убеждению некоторых историков в том, что в раннее Новое время континуитет восторжествовал над переменами, а в XVIII веке повторились конфликты, характерные для XVI и XVII столетий или даже для Средних веков. Даже если не подчеркивать разницу между Англией и континентом, едва ли о ней можно забыть. Мы не хотим сказать, что в Англии и во Франции системы управления были одинаковыми: вопрос в том, превалировало ли сходство над различиями. Безусловно, тот парламент, с которым приходилось иметь дело английским монархам, был более влиятельным и могущественным, чем любой аналогичный орган во Франции. Он собирался ежегодно, представлял всю страну и железной рукой контролировал королевские финансы. Французские консультативные органы были более аморфными и неорганизованными, чем английские, и поэтому, как правило, обращались с ними менее терпеливо. Но они были не менее реальны. Разница была количественной, а не качественной: несомненно, эти сословные представительства принадлежали к одному виду. Чи–хуахуа — очень маленькая собачка, но относить ее к грызунам неверно.

Кроме того, величие английской парламентарной традиции не умаляет сходства, наблюдавшегося в полномочиях двух монархов и в функциях их

дворов. И хотя понятие «абсолютизм» не может быть применено к Англии, в некотором роде многие его черты характерны именно для этой страны, а не для Франции. Монарх монополизировал стандартные королевские прерогативы в более ранний период, а в XVI столетии добавил к ним и абсолютный контроль за церковью. Как до, так и после Славной революции 1688 года он поощрял развитие обширной фискальной бюрократии, которая могла использовать набор квазизаконодательных мер, не зависевших от парламента, и была свободна от элемента частного предпринимательства, доминировавшего во Франции. Примечательно, что в английской конституционной традиции не было понятия «государство», только термин «корона».¹

Более слабая парламентская система Франции также не является доказательством существования французского «абсолютизма», поскольку национальный парламент сделал Генриха VIII и Георга II монархами более могущественными, чем их континентальные соперники. Пока репрезентативные органы подчинялись короне, а не избирателям, они оставались инструментом королевской политики, а английский парламент был в этом отношении особенно показательным. Власть вождей шотландских кланов после 1745 года хладнокровно уничтожали такими способами, которые были немыслимы во Франции. В перспективе противоречий не учитывается смысл взаимоотношения между ассамблеями, воплощавшими права, и монархами, как правило, неохотно их нарушавшими.