Миф и жизнь в кино: Смыслы и инструменты драматургического языка

В этом контексте искусственность образа Форреста Гампа, о которой я уже говорил, является той самой художественной правдой. Роднит нас всех именно внутренний мир, его богатство, его эмоциональный спектр, его ранимость и человечность. Но как показать это на экране? Решение кинематографической драматургии: «приврать» в создании внешних обстоятельств, чтобы раскрыть внутреннее содержание героев. Как показать преданность и способность на сильную любовь? Форрест с детства, полжизни, любит одну и ту же девушку. Как убедить зрителя, что этот человек заслуживает счастье и успех? Сделать так, чтобы Форрест заслужил Дженни на экране — добился ее, покорил. Если мы радуемся за него, значит заслужил. Получается герой, который не просто такой же, как мы. Несмотря на свой «изъян», он лучше нас. Вот какой потрясающей личностью порой приходится изображать «Иного», чтобы мы восприняли его как равного.

Почему знакомство с «Иным» важно в общечеловеческом смысле? Почему нас так интересуют злодеи со своей весомой правдой, которых нельзя просто уничтожить, не уничтожив что-то в себе, — такие как Джокер в «Темном рыцаре», или Рауль Сильва в «007: Координаты “Скайфолл”», или Миранда в «Дьявол носит Prada»? Откуда взялся мощный прилив антигероев на телевидении? Что движет авторами, когда они затевают рискованный эксперимент с превращением героя в злодея («Сердце Ангела», «Крестный отец», «Во все тяжкие», «Транс» и российское «Притяжение»)? Почему менять и пересматривать свою точку зрения необходимо?

Честно? Потому что практически во всех случаях у нас нет объективной точки зрения и быть не может. Но парадоксальным образом мы имеем свойство возводить нашу неполноценную, неизбежно «дефектную» точку зрения в ранг очевидной истины. Для нас нет разницы между мнением и истиной. Истина — это то, с чем мы согласны. Мнение — то, с чем не соглашаемся. Руководствуясь исключительно мнением, мы решаем, за кого голосовать, против кого воевать, кого поучить жизни или одарить презрением в ленте Facebook, рассуждаем о таланте или бездарности современников. («Анна Каренина» отличалась «скандальной пустотой содержания»[21], между прочим!) Мы присуждаем себе право считать одну страну, или национальность, или сексуальную ориентацию «хуже» другой со всеми вытекающими отсюда последствиями. Понимаете, к чему я клоню? Наистрашнейшие мировые события имеют прямое отношение к навязыванию упрощенного в лучшем случае и вывернутого наизнанку — в худшем образа «противника», «Иного».

А ведь не так часто бывает, что наши знания основаны на личном эмпирическом опыте, а не на уже готовом мнении или образе из новостей, книг, фильмов, авторитетных источников в виде друзей и родственников, чьи убеждения тоже обычно получены из вторых рук. Нередко случается, что и при личном контакте с неким явлением мы считаем свой крохотный опыт достаточным для глобального суждения о явлении. По сути, это невежественность, возведенная в мировоззрение. Мы рассуждаем о врагах, которых никогда не видели, и явлениях, в которых ничего не понимаем. Даже наиболее образованные и прогрессивные среди нас мыслят стереотипами. Это оборотная сторона нашего стремления к формированию цельных смыслов, на которые можно опираться в вопросах «Как жить?», «Что есть правильно?», «Во что верить?» Пищу нельзя глотать, не прожевывая. Кстати, именно эта концепция была раскрыта в мультфильме «Как приручить дракона».

Очень здорово высказалась бывшая сотрудница ЦРУ Амариллис Фокс в видеообращении, которое гуляет по интернету: «Если служба в ЦРУ научила меня чему-нибудь, то, пожалуй, этому: каждый верит, что именно он на стороне добра... Единственный способ обезоружить врага — послушать его... Если у вас хватит отваги выслушать его историю, то чаще всего вы поймете, что могли бы поступить в некоторых ситуациях точно так же, если бы оказались на месте другого... И хотя проще наклеить на врага ярлык «зло», обсуждать с ним политику, вообще-то, удивительно. Ведь пока твой враг — чудовище и психопат, который неизбежно атакует, конца этому не будет. Но если твой враг — политический курс, каким бы сложным он ни был, с этим можно работать».

* * *

Итак, Форрест и Эдвард Руки-ножницы «хорошие». Но каков смысл зрительской идентификации с преступником? Зачем нам понимать, что убийца и рэкетир обладает еще и человеческими качествами? Для чего нам образ зла с человеческим лицом? Не значит ли это, что мы потакаем насилию?

Во-первых, здесь мы сразу попадаем в оценочную ловушку «хороший — плохой», из которой как раз пытаемся выбраться. Мир цветной и не ограничивается цветом стеклышка, через которое мы на него смотрим. Тем и интересен.