В-третьих, в то самое время, когда германские сословия и принцы заново утверждали свои полномочия создавать союзы, они продолжали пользоваться «ius suffragii»,
то есть правом участвовать в определении имперской внешней политики через общегерманский имперский рейхстаг (Reichstag) (статьи 8, 4 IPO; параграф 65 IPM)[210]. Впервые он собрался в 1653 г., а затем – с 1663 до 1806 г. в Регенсбурге в качестве постоянной ассамблеи представителей сословий, защищающего их свободы и помогающего определить политику империи. Хотя германские сословия оставались погруженными в имперские институты, их предположительная суверенность была еще больше подорвана условиями, запрещающими образование союзов против императора, что служило гарантией действия обычая имперской лояльности (.Reichstreue)[211], а также войны между ними (параграф 116 IPM). Они были обязаны передавать свои споры в два высших суда империи – Reichskammergericht (Имперский камерный суд) и Reichshofrat (Имперский придворный совет) – в соответствии с процедурой, известной как Reichsexekution. Следует отметить, что эти суды не только разрешали споры между сословиями, но также заслушивали жалобы и иски, подаваемые подданными против их территориальных сеньоров, которым они напрямую подчинялись. Перенаправление межсословных споров в высшую инстанцию ясно доказывает верховенство Империи. Хотя Reichstagзаблокировал превращение Германии в абсолютистскую империю, в равной мере он закрыл возможность и ее полной фрагментации на небольшие, независимые мини-абсолютизмы. Империя была и оставалась многоуровневой, полуфеодальной, полумонархической федерацией, в которую был включен конституционный статус германских принцев и сословий. Германские сословия не обладали полным суверенитетом [Steiger. 1998. S. 68].Система коллективной династической безопасности против баланса сил
Ограниченный «суверенитет» (территориальное верховенство) германских сословий предполагало, что Вестфалия не была исключительно международным соглашением, являясь также и вмешательством во «внутреннюю структуру» имперской подсистемы (статьи 17, 2 IPO). Договоры поэтому носили двойственный характер, являясь одновременно инструментами международных и
германских конституционных базовых законов (leges fundamentalis) [Bockenforde. 1969; Oestreich. 1982; Steiger. 1998. S. 51]. Поскольку Тридцатилетняя война была также конституционной борьбой в самой Германии между централизационными/абсолютистскими и партикуляристскими/представительными принципами организации государства, 1648 г. был частично соглашением об особом смешанном характере германской конституции, которая стала компромиссом между корпоративно-представительными привилегиями, поддерживаемыми сословиями, и абсолютистскими прерогативами, на которые претендовал император. В терминах теории МО, германская субсистема осталась структурой sui generis, в которой совмещались партикуляристские, «анархические» принципы и универсальные, «иерархические» – хотя все эти термины мало что дают для объяснения поведения акторов, входящих в империю.Главным пунктом, однако, является то, что это соглашение было не только делом Германии. Повышение статуса германского конституции до уровня элемента публичного международного права означало интернационализацию германской политики. Конституционная независимость германских сословий от императора должна была гарантироваться Францией и Швецией. И обратно, мирные договоренности были включены в корпус германского имперского права. Обе державы брали на себя обязанность гарантировать поствестфальский порядок. В этом отношении 1648 г. представлял собой, по сути, победу Франции над домом Габсбургов и его попытками превратить Германскую империю в наследственное абсолютистское государство. Дабы оставить в силе разобщенность Германии, Франция сохранила за собой право вмешиваться в ее дела, если условия Вестфальских договоров будут нарушаться. Когда при Наполеоне в 1806 г. Империя была распущена, Швеция высказала протест в связи с тем, что с ней, как гарантом Вестфальского мира, не было проведено необходимых консультаций [Oestreich. 1982. Р. 243].