Миф о 1648 годе: класс, геополитика и создание современных международных отношений

Из этого следует то, что главный пункт договора не сводится ни к установлению полного правового суверенитета всех участников договора, ни к «свободе» или автономии Германских сословий: скорее, его цель – установление мира в интересах Франции, мир, за которым она должна была надзирать [Durchhardt. 1989b]. Несмотря на то, что политическое самоопределение в форме права на создание союзов было подтверждено, оно существенно ограничивалось. Хотя подписавшим сторонам и был придан формальный статус субъектов, имеющих право объявлять войны или заключать мир, право на войну было существенно ограничено. Другими словами, 1648 г. не означал создания принципов международного публичного права путем признания внутреннего и внешнего суверенитета подписавшихся сторон; он устанавливал систему коллективной безопасности, которая попыталась «заморозить» правовой, конфессиональный и территориальный status quo, выгодный двум державам-победительницам – Франции и Швеции (параграфы 115–117 IPM и статьи 18, 5–7 IPO) [Durchhardt. 1989b. S. 533; Osiander. 1994. P. 40–42]. Силовая политика не признавалась в качестве легитимного основания действий в сфере внешней политики, осуществляющейся в обществе, не имеющем правителей; регулятивная идея международной политики еще не истолковывалась в терминах баланса сил, благодаря которому независимость любого актора «естественным образом» гарантировалась бы свободной игрой смещающихся альянсов [Repgen. 1988; Durchhardt. 1989b. S. 536; Burkhardt. 1992. S. 202; Osiander. 1994. P. 80–82; Steiger. 1998. S. 78]^[212]. Напротив, 1648 г. был попыткой «навечно» зафиксировать территориальный status quoмеждународной системы, которую считали крайне статичной [Osiander. 1994. Р. 43]. Поэтому 1648 г. представлял собой попытку (в итоге провалившуюся) свести к правовым рамкам европейскую политику, гарантами которой выступали Швеция и Франция, получившие прерогативы арбитража и вмешательства. В действительности, договор не устранил универсалистские/иерархические претензии на международную власть, а заново узаконил европейскую политику, создав ее специфическую привязку к германским землям. Если ключевой идеей 1648 г. был мир, а не самоопределение, главной идеей баланса сил является самоопределение, а не мир.

В целом, политические режимы сторон, подписавших договоры, реставрационная и ретроградная сущность их условий, а также желание миротворцев построить систему коллективной безопасности в достаточной мере подтверждают донововременную природу этого соглашения. Последнее, ни в коей мере не задавая классическую модель международных отношений, основанную на анархии в среде нововременных суверенных государств, вопреки тому, что обычно утверждается в работах по МО, закрепило конституционные отношения между акторами

Германской империи и явно ненововременными династическими государствами. В этом смысле 1648 г. в большей степени был концом, чем началом.

7. Заключение: конец концепции 1648 г

Специфику Вестфальского мира нельзя адекватно понять на основе представления о натурализованном соперничестве крупных держав, мотивируемом Realpolitik и регулируемом универсализированным балансом сил. Нельзя ее объяснить и давлением конкурентной анархической системы государств, если абстрагироваться от внутреннего характера составляющих ее элементов, как предполагалось в неореализме [Waltz. 1979; Gilpin. 1981; Mearsheimer. 1995]. Мое рассуждение ставит также под вопрос и конструктивистские подходы. Конструктивизм объясняет различия и трансформации международных отношений либо через интерсубъективно задаваемое качество институтов как соглашений, которые могут повлиять на исходы политических курсов, либо как сдвиги идентичности политических акторов, основанные на изменении источников легитимности [Kratichwill. 1989; Onuf. 1989; Adler. 1997; Ruggie. 1998; Burch. 1998; Reus-Smit. 1999; Hall. 1999; Wendt. 1999]. Конструктивистские заявления остаются безосновательными, поскольку они не предполагают систематического исследования связанных с собственностью социальных источников формирования идентичности, которые определяют частные интересы и порождают специфические институты. Хотя все общественные феномены опосредованы языком и нормами, вненормативные условия, поддерживающие развитие, воспроизводство и падение особых конститутивных правил, остаются за пределами конструктивистского подхода. В конце концов нормы действуют только в обычные времена и требуют принудительных мер и санкций для их поддержания.