Миф о 1648 годе: класс, геополитика и создание современных международных отношений

Критика Рагги была сформулирована в следующем виде. Если анархия является определяющей чертой различных геополитических систем, она недостаточна для радикального объяснения различающихся схем международного конфликта и сотрудничества. Однако если мы принимаем каузальную неопределенность анархии, нам нужно будет выработать несистемную теорию МО, которая будет объяснять эти вариации. Это предполагает, что наше внимание сдвигается от узко определенной политической науки к более широкой социальной науке, которая устанавливает более масштабные социальные силы, задающие и воспроизводящие политические сообщества и геополитические системы. Из‑за существования глубоких геополитических различий, нам нужна макротеория системного изменения, которая не скрывает массивные трансформации в превалирующих формах политической власти и территориального порядка, а начинает с того предположения, что эти внутриполитические изменения связаны с долгосрочными и широкомасштабными переходами от одной системы к другой. Это означает, что следует рассматривать социальные источники политических трансформаций. Короче говоря, нам требуется историческая социология формирования нововременной системы государств.

Согласие с основными возражениями, предъявленными Рагги неореализму, не означает, однако, согласия с его конструктивистской альтернативой. В целом критика Уолца у Рагги не выполняет его собственных конструктивистских требований. Эмпирические и теоретические пробелы предложения Рагги демонстрируют недостаточность конструктивистских объяснений и потребность в альтернативной теоретической схеме.

Рагги заявляет, что различия геополитических систем могут объясняться через права собственности. Если средневековая система определялась условной собственностью, порождавшей гетерогенные формы территориальности, нововременная система определена исключительными, абсолютными правами частной собственности, порождающими гомогенные формы территориальности. «Ранненововременное переопределение прав собственности и реорганизация политического пространства высвободили одновременно межгосударственные политические отношения и капиталистические отношения собственности» [Ruggie. 1986. Р. 148]. Далее он утверждает, что сдвиг от средневековой условной к нововременной частной собственности может объясняться как случайное стечение трех «несводимых друг к другу» элементов коллективного опыта.

К этим областям относятся материальные среды (эко демография, производственные отношения, силовые отношения); матрица ограничений и возможностей, внутри которой взаимодействуют социальные акторы (структура прав собственности, расхождение между всеобщим и индивидуальным уровнем доходности, возможности создания коалиций между крупнейшими социальными акторами); социальные эпистемы (политические доктрины, политические метафизики, пространственные конструкты). Каждая из этих областей претерпевала изменения в соответствии со своей собственной внутренней логикой [Ruggie. 1993. Р. 168–169].

Хотя отношение между этими феноменами в причинном смысле остается неопределенным, Рагги подчеркивает последствия глубоких изменений в ранненововременных эпистемах, то есть в коллективных представлениях о субъекте и социальной реальности [Ruggie. 1993. Р. 169]. Рагги отмечает возникновение нововременного понятия субъективности как решающую эпистемную инновацию ранненововременного (само)сознания. Субъект Нового времени и концентрация политический власти через понятие неделимого суверенитета над пространственно отграниченной территорией – это два феномена, в историческом отношении параллельных. Независимо от того, насколько убедителен в теоретическом отношении предложенный Рагги набросок описания связи между возникновением режима частной собственности, нововременной субъективностью и нововременным территориальным суверенитетом, ему не удается определить тех социальных агентов, которые поддерживали те или иные права на собственность, изменяли их или жили благодаря им – не просто как формальные институты, но как социальные отношения, которые поддерживаются политически, являясь предметом спора. Эта десоциализация и деполитизация прав собственности выражается в неспособности распознать их внутренне конфликтную природу, а также рассмотреть те социальные конфликты, которые их преобразовали.