Миф о 1648 годе: класс, геополитика и создание современных международных отношений

В критический период общего политического распада, случившегося примерно к 1000 г., предохранительное звено между остававшимся до сего момента свободным аллодиальным крестьянством и королевскими публичными полномочиями было порвано, и в результате крестьянство было отдано на милость стоявших непосредственно над ним шателенов. Высшие и низшие эшелоны правосудия, ранее четко поделенные между определенными судами, теперь были объединены в одну правосудную монополию, которой обладали бессудные и неподотчетные графам мелкие сеньоры. Правосудие без права апелляции является отрицанием правосудия: «Практически неограниченное отправление судебных прав дало сеньорам оружие экономической эксплуатации, потенциальные возможности которой показались безграничными» [Bloch. 1966а. Р. 79]. Поскольку все три формы сеньорий – сеньория бана, поместная сеньория и землевладение – слились в одну, крестьяне, населяющие земли сеньора, будь они рабами, свободными или зависимыми, были в равной мере подчинены обладающему замком и правом бана сеньору. Они стали крепостными^[64]. Узурпация прав бана привела к созданию мощного аппарата эксплуатации, основанного на прежнем королевском праве конфискации. Бывшие ранее публичными налоги устанавливались и собирались теперь по произволу одного и того же сеньора и включали в себя: подати (taille) – налог, взимаемый за личную защиту, номинально предоставляемую сеньором; сеньоральное право на кров, проживание и пребывание (gite) – которое служило поводом для своевольных пирушек и увеселений за счет крестьянства; обязательные транспортные обязанности и пахотные службы; наконец оплаты судебных услуг, взимаемые особенно при передаче собственности. Кроме того, сеньоры стали принуждать крестьян платить за использование сеньоральных производственных средств (banalites). Такие коммерческие монополии принуждали крестьян молоть их зерно на мельницах сеньора, печь хлеб в его печах, хранить зерно в его амбарах, давить виноград и яблоки на его прессах и покупать его вино до нового сбора винограда (banvin) [Fourquin. 1975. Р. 386–394]. Светские сеньоры зачастую стали монополизировать десятины, выступая против епископов и аббатов, которые разработали контрстратегии для защиты своего дохода, например движения за мир. В общем, право судить оказалось равным праву на военное командование, а последнее стало главным источником доходов знати. Все эти по существу произвольные поборы, неподотчетные никаким вышестоящим органам власти, легли на плечи крестьянства, принужденного платить и обычные ренты. То, что ранее обладало признаками определенной легитимности, поскольку ограничивалось традицией, выродилось в хищническую сеньорию – чистый произвол сеньора, поддерживаемый голой силой.

Военные инновации и происхождение рыцарского класса

Разрываемой кризисом политической ситуации сопутствовали инновации в военной технологии и в организации, наметившиеся в X–XI вв.^[65] Старая легкая каролингская кавалерия и армии свободных крестьян уступили место тяжелой рыцарской кавалерии, демилитаризации ранее свободного крестьянства и широкому распространению новых, небольших, но непременно каменных замков, предназначенных для защиты местной власти. Эти замки, стоявшие достаточно тесно – часто из одного замка можно было видеть другой – на всех основных территориях бывшей Каролингской империи, символизировали власть враждующих друг с другом шателенов. В самой этой военной топографии воплотился произвол насилия: захват заложников, грабеж и мародерство стали обычным делом. Шателены и иные сеньоры бана утверждали свою власть при помощи свиты, состоящей из вооруженных людей и конников, образующих то, что Бриссон называет «террористической полицейской силой» [Brisson. 1994. Р. 16]. Эти банды мародеров были вооруженными исполнителями воли сеньора, они совершали конные набеги на беззащитное крестьянство, терроризировали деревни, добывали трофеи и подавляли крестьянское сопротивление.

Рыцари – вооруженные, наглые и бедные – собирались в своих каменных убежищах, чтобы поговорить об оружии и подвигах, о стычках и требованиях, о выгодных планах, но не об управлении доходами. Выкуп с самого начала стал весьма важным приемом – будучи ранее образцом действий викингов и сарацинов, он стал сеньоральной, а также военной техникой, легко конвертируемой в деньги, необходимые для обороны [Brisson. 1994. Р. 17–18].

Эти сеньоральные практики приобрели известность в качестве «дурных обычаев» (mala consuetudines): «Они уже не являются выражением более или менее легитимной власти, а задают составляющие наследства, определяя возможности получения прибыли» [Poly, Bournazel. 1991. Р. 33].