Не пришло то. Появилось другое. Минутная слабость схлынула. Неожиданно прозрачным, стеклянисто твёрдым и хрупким сделалось её сознанье; понятия и мысли стали насквозь видимы, опасно прямы и остры, как сколы стекла. Она легко отнеслась от себя, взглянула на себя посторонне-презрительно, спросила с угрозой: «Идиотка. Ты посмела подумать, что его не найдёшь? Посмела… Ты! Посмела? Эй!».
Лора вскочила на ноги. Она уже была легка, как воздух. Всё было пронзительно чётко и ясно вокруг. Невесомым шагом она двинулась к станции. В семь десять – электричка до Еламенска.
Всё! Всё – не так. Всё – по-другому. Отныне – всё по-другому. Теперь – без глупостей, без истерик. Всё досконально продумать. Она свяжется со всеми населёнными пунктами, куда могли увезти ребёнка из Еламенска. Со всеми ЗАГСами, где могли зарегистрировать его рождение; со всеми родильными домами, больницами, где могли выдать на него документы. Она даст объявления в газетах: в Волстоле, в Еламенске, в окрестных районах. Она сделает объявления по телевидению, по радио. Что ещё? Она обратится в сыскные агентства, она найдёт серьёзных, умелых профессионалов для поисков. Она достанет для этого нужные деньги. Она подключит к этому нужных людей. Она сама будет ездить и расспрашивать. Ездить и расспрашивать… Она не остановится. Ей невозможно остановиться. Ей не-воз-мож-но его не найти…
Лору нагнал и притормозил рейсовый автобус «ПАЗик» – до станции, к прибывающей электричке.
– Эй, красавица, – крикнул через открывшуюся дверь матёрый, лобастый, стриженный под «ёжик» водитель, – Пожалей, не сбивай свои ножки. Они тебе ещё пригодятся.
– Конечно, – бодро вспрыгнула на ступеньку Лора, – Пригодятся. И голова мне ещё пригодится.
– Голова – обязательно, – согласился водитель, набирая скорость, – Но во вторую очередь.
В автобусе сонно покачивались семеро пассажиров, четверо женщин и трое мужчин, не слишком разного возраста: уже после-молодого, но ещё до-старого.
– Товарищи, – громко обратилась к ним Лора, – Извините за беспокойство и за странный вопрос. Не слышал ли из вас кто-нибудь где-нибудь от кого-нибудь о найденном в электричке ребёнке? Маленьком грудном ребёнке… Мне – очень нужно! Я – его мать.
3. Синички
Эля спала и видела целиком всю свою комнату: стол, книжная полка, тумбочка с телевизором, шифоньер в углу, сервант с посудой, на стене мамин портрет в чёрной рамке, окно, наполовину загороженное голубыми шторами, открытая форточка…
Она видела Юлину кровать и Юлю, спящую на боку; её ноги подогнуты в коленях, локти отставлены, словно в застывшем беге. Одеяло, спихнутое в угол кровати, свешивалось до пола.
Эля спала и видела… Мерцнула глупая мысль: «а как?.. а нельзя видеть всю комнату, если спишь, если отвернулась к стене, если глаза закрыты»… – сгасла от своей глупости. Это, если не спишь, нельзя. А если спишь – можно. Можно видеть ещё и не то. Не то…
Не то и было в комнате, и она его видела так же, как стол или телевизор. По комнате разгуливал красивый подросток-зверь. Зверёныш. Небольшая белая с лёгкой дымкой пантера. Снежный барс без пятен, с матовой в светлосерой тени шерстью. Двое – в одном.
Он уверенно и бесшумно ступал на своих сильных лапах, аккуратно неся над полом длинный, чуткий хвост. Электричные иглы усов топорщились в стороны. Челюсти плотно сомкнуты, клыков не видно. Глаза – две большие янтарные капли с чёрными зёрнами посредине.
Только один маленький казус имелся в зверёныше. Сквозь него, хотя и неотчётливо, но различались контуры предметов, которые он собой загораживал.
«Ну и ладно… и пускай, может быть, это пройдёт. Всё равно, он – здесь. Живой. Бессомненный».
– Эль-ка! – услышала она восхищённый Юлин шепот, – Ты видишь эту прелесть?
– Вижу. А ты видишь?
– Вижу.
– А что ты видишь?
– То же, что ты. Зверёныша.
– Это он?
– Это он.
– Тот самый?
– А какой же.
– Здорово!
– Класс! А чего мы лежим, как дуры? Давай встанем.
– Давай. Только аккуратно. Смотри не проснись.
– Он чего… он только во сне у нас, что ли?
– Нет, – солидно пояснила Эля, – Он у нас всегда. Просто мы разглядеть его можем только во сне. Да это и не сон, наверное, уже. Что-то другое.
Эля села на кровати, поджав ноги.
– Хорошо, что мы у себя одни ночуем. Никто не услышит, как мы разговариваем с ним.
– А мы с ним разговариваем?
– Нет… но надо попробовать.
– А как мы его назовём? – задумалась Юля, – Давай назовём его…
– Никак не назовём, – решительно сказала Эля, – Он что тебе, кот домашний? Это же вообще… неизвестно что.
– Ладно, пусть будет зверёныш, – проявила удивительную покладистость Юля.
Существо остановилось между их кроватями, разглядывая сестёр поочерёдно. В спокойной черни зрачков вопрос – чего скажете? И весь он сделался как-то плотней, конкретней, и комнатные предметы сквозь него уже почти не просвечивали.
Эля: – Мы рады тебя видеть. Ты понимаешь нас?
Поднята голова. Смотрит.
Юля: – Значит – да. А говорить ты по-нашему умеешь?
Опустил голову. Не смотрит.
Эля: – Значит – нет. Тогда отвечай нам глазами, головой: да или нет. Ладно?
Смотрит.