Миф о Христе. Том I

Но Таре был, несмотря на свой восточный, в сущности, характер, Не только город ом, насквозь пропитанным греческой образованностью: h нем была исключительно благодарная почва для всяких религиозных движений и настроений эпохи. В Тарсе поклонялись хеттитскому Сандалу (Сарданапалу), богу жизни и плодородия, очень похожему на Диониса, которого греки отождествляли не то с Зевсом, Не то с божественным «сыном отца» Зевса, с Гераклом. Салдан считался основателем города и представлялся верующим в образе бородатого мужа с виноградом и колосьями, с двойной осью (Labrys) в правой руке, стоящего на льве или на костре. Ежегодно в древние времена в честь его сжигали на костре живого человека, олицетворяющего божество, а в позднейшие времена — изображение бога. Вместе с тем Таре представлял собою центр восточных мистических религий с их таинствами и культами. Особенно процветал в Тарсе культ Митры с его учением о мистической смерти и (возрождении всех последователей, которые своим приобщением к Митре, к его учению, искупали все грехи своей прежней жизни и обретали новое бессмертное существование «в духе», с его священными трапезами, во время которых верующие через! вкушение освященных хлеба и вина делались сопричастниками Митры, с его представлением о магической силе жертвенной крови, смывающей все прегрешения, с его Пламенной жаждой спасения, очищения и освящения души. Конечно, Павел не мог оставаться не затронутым такого род а представлениями. Это доказывается хотя бы воззрением Павла на смерть Христа, которое является своеобразным отзвуком вышеуказанных религиозных представлений и настроений. Выражение же: «все вы, крестившиеся, во Христа облеклись» кажется прямо заимствованным из культа Митры. Этому культу свойственен был очень древний анимистический обычай, заключавшийся в том, что посвященные разных степеней надевали самые различные маски животных, т. е. «облекались» в разные атрибуты божества, дабы вступить в самое тесное интимное общение с ним. Выражение Павла об освящении «чаши благословения и хлеба», являющихся «приобщением тела и крови христовой», также слишком сильно напоминает представления мистических религий Востока, чтобы это сходство могло быть чисто случайным.

И если в такой именно атмосфере тарсийский гражданин Павел впервые услышал имя иудейского сектантского бога Иисуса, то, конечно, представления, связанные с этим богом, отнюдь не могли показаться Павлу чем-то новым и необычным. Ведь, вся Передняя Азия, как мы уже внаем, была насквозь пропитана идеей прекрасного юноши-бога, который смертью своей возрождает природу. Вся Малая Азия была полна народных сказаний о насильственной кончине бога и о его воскресении в славе. И не только в Тарсе, но и на острове Кипра и в других местах малоазиатского культурного мира справлялся с величайшей торжественностью и благоговением праздник этого бога, который в одном месте назывался Таммузом, в другом — Адонисом, в третьем — Аттисом, Дионисом, Озирисом и т. д. Но нигде, быть может, не бывало в этот день такого великолепия, как в Антиохии, столице Сирии. Здесь обыкновенно очень драматически представлялась во время праздника ранней весной смерть Адониса (Адонаи) — «господа». С дикими воплями погребали «труп» (обычно изображение) умершего Адониса, а на следующий день воскресший бог возвещал верующим благодать и спасение. «Жив господь, Адонис воскрес!» раздавалось в этот день по всем углам ликующей Антиохии. Посредством особого механизма, который иногда и теперь еще употребляется римско-католической церковью, изображение бога, извлеченного из гроба, поднималось ввысь, а священник мазал уста верующих священным маслом со словами: «Утешьтесь, благочестивые! Подобно тому, как спасся господь наш, и мы обретем спасение от скорбей наших»[43].