Миф о Христе. Том II

Фактически, только разрушение Иерусалима в 70 году, — как вполне правильно отмечается евреями, и как это недавно показал, между прочим, Люблинский, — произвело разрыв между иудеями и христианами. Когда с падением священного города распалась иудейская теократия и база иудейской религии, когда иудеи ради сохранения чистоты и укрепления своей полученной в наследство веры замкнулись в себя и пытались усиленным служением закону вознаградить себя за потерю храма, — только тогда христиане со своим более свободным пониманием богопочитания, со своей вскормленной внутренне на пророках моралью и со своим повышенным, благодаря ожиданию скорого светопреставления, покаянным настроением начали отделяться от остальных иудеев, от каковых они до тех пор в сущности не отличались, и сознавать себя как особое, противоположное иудейству религиозное общество. И эта пропасть перешла в смертельную вражду и непримиримую ненависть, когда в конце первого века враждебное закону направление в христианстве одержало верх, когда христиане стали вообще отрицать действительность закона и необходимость его для религиозного спасения, когда они в последней великой и решительной борьбе иудейства с Римской империей стали на сторону последней и, пожертвовав национальными надеждами на возвращение Иерусалима и государственное возрождение Израиля, тем самым открыто отреклись от своих соплеменников. После этого иудеи порвали всякое общение с христианами. После этого начали предавать проклятию и сжигать священные писания последних и изгонять их из общин. Христиане же, в свою очередь, мстили за такое отношение тем, что клеймили иудеев, как людей закоснелых. Они упрекали их в том, что иудеи сами исключили себя из обетования и противопоставили себя, избранных небом, своим прежним соплеменникам, как отвергнутым и осужденным самим богом. А это, ведь, как раз то понимание, которое красной нитью проходит также через Павловы послания. Такие идеи, какие, напр., развиты в послан, к римл., 9 — 11,. по которым иудеи, несмотря на данные их отцам обетования, не получат никакой части в благах христианства, около 59 года в тогдашних условиях еще не имели никакой почвы и основания. Вопрос, почему иудеи исключены из спасения, мог быть впервые поставлен и разрешен только тогда, когда они на самом деле стояли вне христианства. Притом проповедь евангелия должна была уже охватить более широкое пространство, как это предполагается главой 10, 13 — 18. Во всяком случае, в то время, когда, по обычному пониманию, писалось послание к римлянам, проповедь среди язычников шла еще полным ходом, а из иудеев, по крайней мере, те, которые жили в рассеянии, еще не имели случая вообще познакомиться с евангелием. Следовательно, как можно было уже тогда называть Израиля «отсеченным от ствола», как можно было уже тогда говорить о «падении» иудеев, в котором проявляется «строгость божия»? Все это предполагает, — как замечает ван Манен, — падение Иерусалима, «первое знаменательное событие после смерти Иисуса, в котором христиане могли видеть наказание божие».