Миф о «немецких деньгах большевиков» — памятник мракобесию

Итак, очень показательно, что сведения о «связях» революционеров с Германией дали двое таких проныр, как бывшие жандармы Ермоленко и Бурштейн при участии контрразведчика В.Г. Орлова. У них были необходимые «профессиональные» качества, подмеченные Н.В. Грековым, — «буйная фантазия в сочетании со знанием основ конспирации и розыскной работы…» [153]. Бурштейн и Орлов были причастны к делу Мясоедова, и в контрразведке явно желали повторить этот свой опыт тотальной компрометации подозреваемого, фабрикации дела и казни без доказательств!

Нелепость и злонамеренность этих доносов очевидна, но в июльские дни им дали ход для дискредитации большевиков. Это совсем не удивительно. Но поразительно то, что спустя почти сто лет Иванцова, имея на руках все материалы следствия, беззаветно доверяет словам Бурштейна. Измышления Ермоленко признать достоверными даже у нее не находится сил, но она одобряет их использование для начала травли большевиков. Видимо, это не противоречит морали, о которой Иванцова так печалится.

До июльских дней контрразведка наткнулась на еще один «источник». Произошло это так. В конце мая на Козловского поступил донос о том, что у него живет иностранец (это был Ганецкий). По запросу генштаб передал контрразведке Петроградского военного округа дело 1915—1916 гг. о Бурштейне. За Козловским установили наблюдение, а чуть позже изъяли телеграфную переписку (в дополнение к переданной ранее капитаном Лораном) всех, названных Бурштейном, и в ней обнаружили имена Ленина и других большевиков [154]. Контрразведка перехитрила саму себя, расценив коммерческие и личные телеграммы как закодированные сообщения, и возложила большие надежды на них в деле дальнейшего разоблачения большевиков. Вот так контрразведка профессионально выдумывала измену!

Самыми белыми нитками

Наша партийная позиция есть позиция интернационалистов, и мы держим курс на всемирную революцию, которой одинаково и Вильгельм, как и Николай, и все коронованные грабители ненавистны

Из показаний Ивана (Юкки) Рахья, 22 июля 1917 г.

Прогремевшая в июле антибольшевистская кампания в буквальном смысле поставила Ленина на колени. Ленину, скрывшемуся от ареста в Разливе, необходима была фотография на поддельные документы — та самая, знаменитая, без бороды и в парике. Для съемки к нему приехал фотограф Лещенко, но плохое освещение и устройство аппарата не позволяли получить хороший кадр. Тогда Ленин опустился на колени, и снимок вышел удачным [155]. После Ленин поднялся, отряхнул брюки и пошел. Через три месяца вся Россия встала с колен, отряхнула буржуазно-контрреволюционный прах от ног своих и двинулась к свободе.

Заведенное прокуратурой после июльских дней дело против большевиков имело три задачи: 1. лишить революционные массы организующего и координирующего центра, физически изъяв из него видных руководителей-большевиков, 2. расколоть и политически обезвредить все более влиятельный левый фланг, вынуждая умеренных и колеблющихся отмежеваться от активно дискредитируемых «предателей родины», как максимум и 3. парализовать и свести деятельность Петроградского Совета к балагану, навязав ему внутренние склоки и «охоту на немецких ведьм», как минимум.

Прокуратура использовала сведения, полученные от союзнической разведки, и клеветнические показания Ермоленко и Бурштейна, сфабрикованные отечественной контрразведкой. На этой гнилой почве домыслов и злонамеренности необходимо было выстроить следствие.

Для выполнения первой задачи по заключению большевиков в тюрьму эти надуманные обвинения вполне годились. Против арестованных после июльских дней к 21 июля следователем П.А. Александровым было сфабриковано предварительное обвинение [156]. Начиналось оно с описания движения 3—5 июля и должно было доказать, что во время этих событий имело место соучастие (ст. 51) в насильственном посягательстве на ниспровержение законной власти (ст. 100), сопряженное с государственной изменой и шпионажем (п. 1 ст. 108).

Для этого привлекались показания Ермоленко, Бурштейна и писательский талант Алексинского. Нельзя не отметить того, как голословные доносы Бурштейна были облагорожены следователем Александровым: под его умелым пером подруга содержанки Парвуса, «наивная датчанка», превратилась уже во множественные «лица, близкие к ним» (т.е. к Парвусу, Ганецкому и Козловскому), сообщившие, что эти трое «уезжали в Берлин».

Кроме этого, были использованы показания нескольких людей, которых иначе как выдающимися политическими аналитиками и назвать нельзя. Судите сами.