Миф о рациональном избирателе. Почему демократии выбирают плохую политику

Экономисты обычно исходят из того, что взгляды (beliefs) являются средством для достижения некой цели, а не целью сами по себе. Но в действительности мы часто лелеем взгляды, которые ценим как таковые. Цитируя Шермера, «многие люди не видят себя в этом мире и не чувствуют себя комфортно без некой системы взглядов»[54]. Выражаясь экономическими терминами, люди имеют предпочтения относительно взглядов. Простой способ удовлетворения таких предпочтений – позволить эмоциям и идеологии затмить свой разум[55]. Вместо объективной оценки всех точек зрения можно предпочесть свои любимые взгляды. Айн Рэнд называла это «добровольным отключением своего сознания, отказом думать – не слепотой, а отказом видеть, не невежеством, а отказом знать»[56].

За пределами экономики идея о том, что людям одни взгляды нравятся больше других, имеет долгую историю. В книге Джона Локка «Опыт о человеческом разумении» содержится критика «исступления, отключающего разум»[57]. Быть энтузиастом означает принимать сомнительные идеи по эмоциональным причинам: «Так как очевидность истинности всякого положения (помимо положений самоочевидных) покоится исключительно на имеющихся у человека доказательствах его, какова бы ни была степень даваемого им согласия сверх этой очевидности, ясно, что всякая излишняя уверенность коренится в каком-нибудь другом чувстве, а не в любви к истине»[58].

Обратите внимание на два компонента этого рассуждения. Первый – «излишняя уверенность». Локк отмечает, что люди считают, что вероятность правильности их верований выше, чем следует из имеющихся доказательств. Второй компонент – «другие чувства». Причиной излишней уверенности, согласно Локку, служит конфликт мотивов. Каждому хочется верить, что он ценит истину ради нее самой, но существуют противоположные побуждения: «самомнение», «лень», «тщеславие», «утомительная и не всегда успешная работа точного рассуждения» и «опасение, что беспристрастное исследование окажется неблагоприятным для взглядов, всего более соответствующих их предрассудкам, образу жизни и намерениям»[59].

Мыслители, которые рассматривают предпочтения относительно верований, почти неизменно поднимают вопрос религии. Локк не был исключением: «…во все века люди, в которых меланхолия соединялась с набожностью или же самомнение порождало убеждение в большей их близости к богу и в большем его расположении к ним, нежели это дано другим, часто обольщали себя уверенностью в непосредственном общении с божеством и частых сношениях с божественным духом»[60].

Как и большинство свойств, энтузиазм присутствует у разных людей в различной степени. Многие из тех, кто не стремится убедить в своих взглядах других, оскорбятся, если вы будете вежливо утверждать, что их религия ошибочна. Мало кто бесстрастно рассматривает свое религиозное учение в качестве «превалирующей в данный момент гипотезы». Достаточно вспомнить эпитеты, используемые при изучении религии: пламенный, догматичный, фанатичный. Люди хотят, чтобы ответы, которые дает их религия, были истинными. Они зачастую хотят этого настолько сильно, что игнорируют любые свидетельства об обратном и отказываются думать о том, указывают ли имеющиеся доказательства на истинность этих ответов. Как едко отметил Ницше, «вера означает нежелание знать, в чем состоит истина»[61].

Если мы признаём, что предпочтения по поводу взглядов имеют отношение к религии, нам сложно ограничить этот вывод рамками религии. Как отмечает Густав Лебон в книге «Психология масс», есть много общего между буквальной религиозной верой и страстной («религиозной») приверженностью любой доктрине: «Нетерпимость и фанатизм составляют необходимую принадлежность каждого религиозного чувства… Якобинцы времен террора были так же глубоко религиозны, как и католики времен инквизиции, и их свирепая пылкость вытекала из одного и того же источника»[62]. Хорошо известен более подробный анализ этого вопроса Эриком Хоффером в небольшой классической книге «The True Believer», где автор заявляет, что «все массовые движения легко могут перетекать одно в другое [interchangeable]»: «Религиозное движение может вырасти в социальную революцию или националистическое движение; социальная революция – в агрессивный национализм или религиозное движение, а националистическое движение – в социальную революцию или религиозное движение»[63].