Миф о «застое»

Рассказ Эренбурга сводился к следующему. 1 марта 1953 года на заседании Президиума выступил Каганович, требуя от Сталина: 1) создание комиссии для объективного расследования дела врачей; 2) отмены отданного Сталиным распоряжения о депортации евреев в Биробиджан. Кагановича поддержали все члены Президиума, кроме Берии (Ух, сатрап! – Л.С.). Потеряв самообладание, Сталин стал грязно ругаться и грозил всех арестовать. Микоян закричал: «Если через полчаса мы не выйдем отсюда свободными, то армия займёт Кремль!» После этого заявления Берия тоже отошёл от Сталина, а Каганович разорвал свой партбилет и швырнул его Сталину в лицо. Сталина тут же хватил удар и он умер [186; с. 84–90].

В 1957 году секретарь ЦК, а затем посол в Голландии Пономаренко подтвердил рассказ Эренбурга, но добавил: «Каганович, после того, как разорвал билет крикнул: “Сталин позорит нашу партию!”, а Берия, когда Сталин умер, крикнул: “Тиран умер, мы свободны!”» [186; с. 90]. (Этот миф о депортации опровергает историк Г. Костырченко [165; с. 671]).

Этот рассказ показывает, что хрущёвцы хотели показать себя перед Западом как заступники евреев и поборники демократии, а Сталина – как тирана, который позорит партию. Это, конечно, была ложь и Эренбург не мог не знать об этом.

Вообще, хрущёвцы всё валили на Сталина, он стал ответствен за все ошибки, как будто он один руководил и вёл войну, не было ни Хрущёва, ни Микояна, ни Жукова…

С XX съездом связан и разгром антихрущёвской оппозиции в 1957 году.

«Антипартийной группы» в смысле тайных собраний и т. п. не было – а были настроения, вызванные тем, что Хрущёв делал политические заявления, не посоветовавшись с членами Президиума ЦК, кроме Микояна. Особенно он игнорировал «стариков» – Молотова, Кагановича, Маленкова и Ворошилова. Им также не нравилась политика, которую начал проводить Хрущёв. И эти настроения прорвались.

Вопрос о снятии Хрущёва возник на заседании Президиума (18–21 июня 1957 г.) стихийно. Точнее, этот вопрос давно назрел всей «деятельностью» Хрущёва.

Очень хорошо об этом заседании Президиума рассказал Каганович. В книге «“Сталинизм”: правда о Сталине и миф о Кобе», в главе 2, в разделе «Сталин и Каганович», я писал, что его книга состоит, в основном, из, так сказать, «статей “Правды” в авторской обработке», ничего конкретного ни о себе, ни о революции, ни о 30-х годах, ни о смерти Сталина он не пишет. Ясно, почему – хочет скрыть правду о событиях, участником и творцом которых он был. Но рассказ о событиях 57-го года выделяется своей красочностью. Почему? Видимо, Кагановичу было очень неприятно, когда его, столько сделавшего (во всех смыслах), откровенно послал и исключил из партии какой-то шут, который на даче у Сталина гопак танцевал…

Итак: «После XX съезда, казалось бы, деловая работа должна улучшиться. Но последние остатки скромности исчезли – как говорится, “шапка на нём встала торчком”. Он почувствовал себя “вождём”. Коллективность в руководстве была грубо нарушена, но главное – это приводило к грубым ошибкам в политическом и экономическом руководстве.

Поехал он в Горький, и вдруг узнаём, что на митинге он объявил, что все выплаты по облигациям Госзаймов отсрочиваются на 20 лет. Все знают, какое недовольство это вызвало у населения и подорвало доверие к государству» [208; с. 510]. Надо думать, Никита именно для подрыва доверия это и сделал. Прежде всего – доверия к руководству партии. И как хитро: люди же не знали, что это была его личная инициатива, они думали, что так решил ЦК, т. е. в глазах народа «плохим» было всё руководство. А что касается «личной инициативы» и аналогичных «неразумных поступков» – то здесь, учитывая вышесказанное о связях Хрущёва с мировой закулисой, ещё много вопросов. Кстати, Горбачёв так же совершал много «неразумных поступков» и «ошибок»…

А ведь это были не простые облигации – т. е. люди не добровольно их покупали. Это были «военные займы». Работники должны были на займы «подписываться». Работники получали часть зарплаты деньгами, а часть – облигациями. Во многих случаях зарплата облигациями составляла даже большую часть. Принуждая людей отдавать часть зарплаты на оборону (ведь не все же хотели покупать облигации, так как у многих было трудное материальное положение), государство гарантировало, что после войны оно рассчитается по долгам.

И вот Хрущёв заявляет, что выплаты переносятся на 20 лет – т. е. на неопределённый срок. И облигации превратились в обычную бумагу – их можно было видеть даже в туалетах. Да, в 80-е проводились тиражи, но выигрыши по облигациям были от 1 до 100 рублей. Подчёркиваю: именно выигрыши, а не погашение долга с процентами.

Вопрос: почему СССР должен был платить по ленд-лизу, а по внутреннему долгу – нет? Да потому что…

«В вопросах внешней политики Хрущёв сам, без согласования с Президиумом ЦК, давал интервью иностранным журналистам, вносил поправки в документы МИДа» [208; с. 511]. Аналогично действовал и Горбачёв. Конечно, Хрущёв не согласовывал свои действия с Кагановичем или Молотовым – на них уже был поставлен крест.