Мифическое путешествие: Мифы и легенды на новый лад

– Прости, но, спорю на что угодно, говорить ты умеешь, – продолжала она. – А значит, выдать меня преследователям можешь не хуже любого обычного человека…

Насчет преследователей она все так же беззаботно, вполне дружелюбно добавила что-то еще, но тут я, наконец, потерял сознание.

Очнулся я связанным – надежно, точно изловленный на обед кролик. В ноздри ударил тот самый странный, густой, сладковатый запах хладагента пополам со смрадом металла и вонью немытого человечьего тела. Горло саднило, лапы отчаянно ныли, но, по крайней мере, меня еще не прикончили.

Открыв глаза, я оглядел рубку. Моргающие огоньки и пляшущие полоски световых индикаторов ни о чем мне не говорили. Жаль, среди почти сотни съеденных не нашлось ни одного инженера, пусть даже системы правления у катафрактов разных моделей различны… Ясно было одно: я крепко привязан к креслу второго водителя. Конечно, катафракт в случае надобности можно вести и в одиночку, однако судьба напарника моей несостоявшейся дичи меня неожиданно заинтересовала. Что с ним – погиб в бою? Дезертировал? А может, дело в чем-то совсем другом?

В рубке царила невыносимая жара. Я извернулся, напряг челюсти, однако ослабить стягивающей их веревки не смог. Кинжал, очевидно, был безвозвратно потерян. Если бы только освободиться… но как?

– Очнулся? – спросила водительница катафракта. – Прости уж за этакое обхождение, но я о повадках вашего племени многое слышала.

Великолепно! Меня угораздило нарваться на жертву, всерьез относящуюся к бабкиным сказкам о лисах-оборотнях… и на сей раз жертвой оказался я сам.

Все это промелькнуло в голове в тот миг, когда я встретился взглядом с водительницей катафракта.

– Только вот притворяться не надо, – сказала она. – Я знаю: ты меня понимаешь. И сам говорить умеешь.

«Да, только не с перетянутой же веревкой мордой», – подумалось мне.

Точно услышав мои мысли, водительница катафракта склонилась ко мне и чиркнула по веревке, стянувшей челюсти, солдатским ножом. Я щелкнул зубами, пытаясь поймать клинок, но, разумеется, ничего этой глупостью не добился. Из рассеченных десен хлынула кровь, наполнив пасть знакомым солоноватым привкусом.

– Меня можешь звать Чон, – сказала водительница катафракта. – Имя, конечно, не настоящее – так меня звала только мать. В память той девочки из старой сказки о колоколе. А как же зовут тебя?

Я и понятия не имел, о какой сказке речь, но в закоулках полуострова до сих пор живо такое множество народных преданий, что удивляться тут было нечему.

– Лис, – отвечал я. – По-моему, этого будет довольно.

В самом деле: к началу дружбы ситуация вовсе не располагала.

Чон пристегнулась ремнями к креслу.

– Скажи спасибо, что привязан как следует, накрепко, – сказала она, дергая рычаги и щелкая кнопками, отчего огоньки с индикаторами замигали, заплясали на новый лад. – Ремни безопасности на лисиц, знаешь ли, не рассчитаны. А мне очень не хотелось бы, чтобы тебя размазало по всей рубке, когда побежим.

– Очень любезно с твоей стороны, – сухо откликнулся я, а про себя тем часом, обращаясь к духу покойной матери, подумал: «Прости. Почему только я не послушал тебя еще тогда, в юности?»

Впрочем, есть меня Чон пока не собиралась, и это внушало надежду.

Жужжа сервоприводами, катафракт выпрямился во весь рост.

– О, любезность здесь ни при чем. Я не умею разговаривать с богами гор и лесов, а ты, спорю на что угодно, умеешь. Во всех сказаниях так говорится. А чтобы спастись, мне именно в горы и нужно.

Дурак я, дурак! Решил, будто водители катафрактов непременно должны быть этакими технократами, презирающими древние сказки, и вот результат: нарвался на ту, кто разбирается в фольклоре настолько, чтоб оказаться опасной.

– Да, кое-что организовать можно, – подтвердил я. Правда, мать, в числе всего прочего, предупреждала, что на каких-либо богов слишком уж полагаться нельзя, однако Чон знать об этом было совсем ни к чему.

– В пути обсудим, – рассеянно сказала она, больше не глядя в мою сторону.

Видя это, я призадумался, не попробовать ли веревки на зуб, хотя вкус синтетического волокна исключительно мерзок, но тут катафракт содрогнулся и шагнул вперед. От неожиданности я едва не взвизгнул, а в карих глазах Чон засиял жутковатый золотистый огонек – говорят, таков побочный эффект нейрокомпьютерного интерфейса, но вблизи я подобного никогда еще не видал. И, разумеется, знать не знал, что случится, если связь разорвется. Не настолько отчаянным было мое положение, чтобы рисковать окончательно вывести машину из строя, а самому остаться внутри, связанным, в то время как на нас охотятся неведомые враги. Оставалось лишь мысленно проклинать Чон, втянувшую меня во все это, а заодно и свои собственные амбиции, но запоздалые сожаления делу помочь не могли.