Читаем Мифогенная любовь каст полностью

Горячие руки схватили Дунаева и закружили в танце. Он попытался узнать девушку, но не узнал. Она была ему не знакома.

– Вас хочет видеть хозяин дома, – пролился теплый шепот в его ушную раковину.

Две девушки (одна одетая морским коньком, другая – коньком шахматным) увлекли его в душный мраморный коридор. Они прошли галерею, шурша своими одеждами и задевая ими за тесно стоящие статуи нимф и мавров. Мелькнул сбоку темный квадратный сад, окруженный стеной, затем сквозь овальный розово-мраморный кабинет вышли в темную библиотеку с глобусами, пройдя ее насквозь, отпахнули портьеру, и костяшками пальцев одна из юных «коньков» стукнула в потайную зеленую дверь. Дверь тут же открыл некто, одетый серым кардиналом. Сильный запах апельсинов ударил в нос вошедшим. Зала, облицованная темно-серым мрамором, оказалась вся завалена апельсинами – целые горы оранжевых плодов громоздились в центре кубического пространства залы. У стен на равных расстояниях друг от друга неподвижно стояли капуцины, с лицами, закрытыми капюшонами, и девушки в белых рясах доминиканок, с отброшенными капюшонами и длинными распущенными волосами. Все девушки оказались белокуры.

– Наконец то! Вот он – главный гость! – раздался голос Радужневицкого. – Без тебя, Вальдемар, не могли начать!

Дунаев обернулся и увидел Джерри во фрачной паре.

– А что начать-то? – спросил парторг.

– Свадьбу играем. Мою свадьбу. Женюсь сразу на двоих. Да ты их знаешь. Вот и они.

Радужневицкий подвел Дунаева к невестам, которые стояли, взявшись за руки. Это оказались две Святые Девочки, которых Дунаев действительно знал.

Тем не менее они представились:

– Элли и Элси.

– Не слишком ли молоды для свадьбы? – усмехнулся парторг, ласково гладя девочек.

– Им по одиннадцать. Но их же двое. Вместе – двадцать два, вполне традиционный возраст для невесты. К тому же они ведь не люди. Их «одиннадцать» – это совсем не то же самое, что земное «одиннадцать». Речь о столетиях. Ну-ка, глоток шампанского, и пойдем смотреть на крокодилов. Здесь, внизу, целый питомник.

– За счастье невест и жениха! – сказал Дунаев, беря бокал холодного шампанского, поднесенный ему, – И за то, чтобы поскорее замусолить ебаного Муссолини!

Невесты захихикали. Они были прекрасны: во всем блеске, с атрибутами. Элли в золотой шапке, по форме напоминающей буддийскую ступу, в серебряных туфельках, в одной руке держала фотографии торнадо. Вокруг ее головы сдержанно светился золотой нимб.

Элси была увенчана короной, ее тонкие пальцы сжимали аптечного вида склянку с надписью ВЫПЕЙ МЕНЯ. Нимб ее был темно-синего цвета.

Только в пальцах роза или склянка…

Адриатика зеленая, прости!

Дунаева представили хозяину дворца: лысому, рослому молодому человеку в костюме Отелло. Лицо тот выкрасил синей краской «под негра», белое одеяние усеяно вышитыми из красного бисера «капельками крови».

– Все сбежали из моего родного города, – сказал он, пожимая руку Дунаеву. – Говорят, угроза затопления. А я вот остался и даже решил устроить маленький праздник. А тут и роскошный повод – свадьба Андрэ. Спасибо, что не побоялись воды. За вашу смелость хочу показать вам самое ценное, что у меня есть, – белого крокодила. Да, да, этот крокодил – альбинос. Глаза у него цвета крови. Я назвал его Гений.

– О нет, не при мне! – воскликнул Дунаев полушутливо, руками в атласных перчатках прикрывая уши.

– Что не при вас? – удивленно спросил хозяин.

– Не называйте при мне этого имени! Со мной бог знает что может произойти от одного слова. – Дунаев хохотнул.

Хозяин палаццо, вежливо улыбнувшись непонятной шутке гостя, повел всех вниз, по переходам и лестницам. Широкие мраморные лестницы, по которым струились костюмированные гости, постепенно становились железными. Затем открылась железная дверь, и в ноздри всем хлынул запах воды и искусственного тепла. Здесь раскинулся бассейн, над которым гости стояли на железных решетках с перильцами.

В темной воде бугрились узкие спины крокодилов.

– Гений! – позвал хозяин, – Гений, выплывай.

Он стал махать руками над водой, щелкая пальцами. Видимо, такими движениями сопровождалось кормление Гения: что-то встрепенулось в водах, и светлое длинное тело стало всплывать со дна бассейна. Вскоре гости увидели обещанные глаза цвета крови.

Дунаев вдруг забылся, глядя на Гения. Нечто гипнотическое сияло в его буграх, в его морщинистых веках, в его мутной белизне. Хотя не в белизне дело. А может быть, в белизне.

Когда он очнулся, то увидел, что все гости ушли. Только чья-то одинокая фигура стояла в полутьме недалеко от Дунаева: широкоплечая женщина в униформе Люфтваффе. Дунаев узнал Бездну де Небо.

– Вальдемар, если не ошибаюсь? – спросила Бездна де Небо, обратив на Дунаева свои летчицкие глаза.

– Совершенно справедливо, – поклонился Дунаев.

– Ваше имя звучит как Долина Моря. Vale di Mare. Или Vale del Mar. Во всяком случае, мне хочется так слышать, – произнесла женщина-медиум.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза