Мифологические персонажи в русском фольклоре

Этот цикл рассказов, распадающихся на две основные тематические группы: домовой любит скотину, или домовой не взлюбил лошадь, корову и т.д., – состоит из рассказов композиционно более сложных, чем рассказы первого цикла, но вместе с тем в большинстве своем построенных также по единой схеме (первая группа – домовой любит скотину; отсюда следуют эпизоды – он её кормит и холит, таскает ей корм от чужих лошадей, заплетает косички, сердится, когда её продают, принимает меры, чтоб её вернуть. Вторая группа – домовой невзлюбил лошадь или корову; отсюда следуют эпизоды – он её не кормит, отнимает корм, гоняет, забивает под ясли, добивается, чтоб её продали). И в тех и других основная тема – отношение к скотине. При этом домовой, как правило, появляется во дворе, показывается хозяину, говорит. Отсюда описание вполне человеческих, «обыкновенных» поступков домового, его портрет, воспроизведение его слов, интонации, его психологическая характеристика. Все это, согласно законам жанра, сделано лаконично, отдельными мазками. В совокупности же, при несовпадении отдельных эпизодов и портрета, создается единый, близкий крестьянину в его хозяйственных заботах образ покровителя его скота, рачителя о его благополучии, почти человека, совсем не «нечисти». Недаром домовой сплошь и рядом не боится креста, освященной еды, божьего имени и т.д.

Домовой. Резное дерево, XIII в.

К этому циклу по своему характеру близки и рассказы об отношении домового к дому, покровителем которого он является. Среди быличек и бывальщин этого цикла особенно много нравоучительных рассказов о губительных последствиях пренебрежительного отношения к домовому. Эти рассказы также построены по одной схеме: завязка – переехали, забыв позвать с собой домового; основное повествование – трагические последствия этого; концовка – либо разорение, гибель, либо исправление допущенной ошибки. В Орловской губернии был записан рассказ, как после пожара «слышат ночью гул хозяева, голосят дворовые, что им притулиться негде». Длится это до тех пор, пока не «стали шалаши городить, хозяев закликать»[319].

В Орловской же губернии был записан рассказ от крестьянки Е. Захаркиной о случае, якобы происшедшем с её сестрой. Первоначально та не позвала с собой при переезде в новый дом «доможила». На неё обрушиваются всякие беды и неприятности. Выведенная из терпения домашними неурядицами, она приглашает доможила. И вот ночью «в окно лезет... улез, окно закрыл, да через них, они на полу спали, на полати, с полатей на печку и там остался, и с той поры уже хорошо, спокойно»[320].

Оба эти цикла рассказов возникают на основе ходячих представлений о хозяйственных функциях домового – покровителя дома и скотины, в них постоянно обыгрывается мотив общения домового с людьми: обитатели дома слышат его, даже разговаривают с ним, нередко видят его. Этим определяется и характер образа: с одной стороны, милостивого покровителя, с другой – капризного, требовательного, мстительного хозяина.

Среди этих рассказов встречались и такие, в которых поступки домового, обычно свидетельствовавшие о его расположении к скотине, проявлялись и по отношению к полюбившимся ему людям. Во многих местах рассказывали о стариках, которым домовой заплетал косичкой бороды, а в Вологодской губернии крестьянин Иван Кондратьев рассказал, что домовой любил его покойную мать и по ночам во сне заплетал ей косу: «Однажды спал я вместе с матерью и проснулся, ночь была месячная, и накинул на шею матери свою руку, а под руку попала кошка, она сидела на затылке, на волосах и была не наша, а какая-то серая. На другой день я спросил у матери о чужой кошке, и она мне сказала: „Полно, дурак, это был домовой, заплетал у меня косу”»[321].