Мифологические поэмы

Ни чем не похож и Аргос у Сартра на родной город греческого Ореста. У всех античных трагиков жители Аргоса (или Микен) тяготятся господством Эгисфа, чья власть держится на копьях телохранителей. У Сартра жители Аргоса ощущают себя виновными в некоем первородном грехе: они молча снесли убийство Агамемнона и дали Эгисфу возможность обречь их на вечное самобичевание и раскаяние, и притом не только в попустительстве гибели царя, но и во всех собственных прегрешениях. Чтобы закрепить в своих подданных это чувство постоянного страха и сознание своей неполноценности, Эгисф ежегодно, в день смерти Агамемнона, разыгрывает комедию, которую, однако, аргивяне принимают всерьез: их заставили верить, что раз в году из подземного царства являются на землю их покойники, разделяют с ними трапезу и ложе. Считая себя виноватыми перед умершими в том, что они живы, граждане Аргоса сладострастно бичуют себя раскаянием, находя в этом какое-то мазохистское удовлетворение. Олицетворением вечного страха и угрызений совести служат жирные, черные мухи, облепляющие аргивян с головы до ног, — пятнадцать лет назад их привлек сюда запах падали.

Подстать затравленности горожан и внешний вид города ("мириады мух, вонь, как на бойне, духотища"), и их собственное самочувствие ("Я воняю, воняю!" — восклицает мужчина, ожидающий явления мертвецов. — Я мерзкая падаль!... Я грешен, тысячекрат грешен, я — сосуд смердящий, я — сточная яма...").

И вот в эту среду попадает Орест, лишенный всех земных привязанностей (у него нет ни семьи, ни родины, ни религии) и поэтому свободный взять на себя любые обязательства, и в то же время знающий, что не следует себя ими связывать. Поэтому он по началу и не видит смысла в том, чтобы вернуть себе отцовский престол. Таким, отрешенным от практической деятельности, от борьбы за свои права, мы видим Ореста примерно до середины пьесы, когда в нем вдруг наступает перелом. Психологическая достоверность перемены в душевном состоянии Ореста не интересует Сартра, для него гораздо важнее те умозрительные доводы, которыми Орест обосновывает свое решение остаться в Аргосе: он хочет иметь почву под ногами, быть человеком среди жителей Аргоса. Иными словами, Орест стремится овладеть наличной ситуацией и этим обеспечить себе свободу действий.

Осознание возникшей перед ним задачи меняет весь нравственный облик Ореста. Он хочет расстаться со своей беспечной юностью, чтобы взять на себя все преступления и покаяния жителей Аргоса, все их угрызения совести, и для этого есть только один путь: избавить своих соотечественников от царя и царицы, которые насильно заставляют людей помнить о совершенных некогда злодеяниях. Не месть за убитого отца, не стремление захватить царский трон руководят Орестом; его цель — освободить жителей Аргоса от раскаяния в своих преступления.

Здесь возникает любопытное сопоставление с "Электрой" Жироду. Там жители Аргоса предпочитали не помнить о прошлом, чтобы не лишать себя покоя в сытом благополучии повседневности. Поэтому для них, как и для Эгисфа, была опасна Электра, требующая высшей справедливости даже ценой гибели города. У Сартра аргивяне живут исключительно прошлым, и им же живет Электра, в то время как Ореста беспокоит его утверждение в настоящем; прошлое кончилось для него, как только он принял решение. Соответственно, поскольку выбор своего пути в настоящем составляет сущность экзистенциалистской философия, на первое место у Сартра выступает Орест, а Электра становится второстепенным персонажем по мере того, как брат осознает свое предназначение.

Контраст, все больше отдаляющий друг от друга брата и сестру, составляет одну из трех оппозиций, на которых строится философское содержание драмы Сартра.

По началу Электра горда и независима; позорный рабский труд, возложенный на нее правителями Аргоса и изображаемый Сартром с натуралистическом откровенностью, отнюдь не свойственной античной трагедии, не сломил ее ни физически (она молода и красива), ни нравственно. Вся ее жизнь — ожидание брата и совершение мести, которой она еще упивается, слыша предсмертный вопль Клитеместры. Однако она тотчас же осознает, что свершилось непоправимое. Ее ненависть умерла вместе с убитым Эгисфом, в расправе с матерью уже не было необходимости. Теперь перед Электрой встает вопрос: взять ли свободно на себя ответственность за соучастие в убийстве или признать за собой вину, нуждающуюся в раскаянии. Электра выбирает второй путь, отрекаясь и от Ореста, и от своего прошлого, которое было озарено образом брата-мстителя. У нее не хватает сил снести свой поступок; открывшееся перед ней настоящее оказывается несравненно более грозным, чем это представлялось ей в мечтах юности. Электра не выдерживает испытания свободой, которое предлагает ей Орест, — она раскаивается, и этим ставит себя на один уровень с гражданами Аргоса, дотоле ею глубоко презираемыми. Электра, исполнявшая вызывающий танец перед жителями Аргоса, готовыми каяться перед своими покойниками, умерла вместе с первыми словами раскаяния, произнесенными в угоду Юпитеру.