Мифология Британских островов

Его привели к императору, сняли цепи. Он говорит о себе, что христианин, что мать зачала его, застигнутая ночью в лесу диким человеком (дублет к демону-инкубу Гальфрида и де Борона), и потом крестила. Он рассказывает императору содержание его сна, о котором никто, кроме него, не знал, и затем толкует его, извиняясь наперед, если он откроет ему что-либо неприятное. Свинья означает императрицу, длинная щетина — платье, шлейф которого она волочит по земле; золотой обруч — царский венец; волчата — это царицыны фрейлины: не девушки, а переодетые юноши, любовники императрицы. Сделали испытание, после чего виновные сожжены по приговору баронов.

Юлий Цезарь пытает Мерлина, почему он несколько раз смеялся на дороге в Рим. «В первый раз это было при мысли, что я попустил себя перехитрить женщине; потому что Гризандоль не то, что вы думаете: нет во всем свете такой красивой, умной девушки» (что впоследствии и оказывается). «Женщины обманывали не раз мудрых мужей, причиняли гибель городам и царствам. Я говорю это не о ней в особенности, а обо всем поле». И он присоединяет еще несколько подобных соображений в стиле Морольфа.

«Толпа, собравшаяся у монастыря за милостыней, не знала, что стоило бы ей покопать землю на несколько футов, и находка клада сделала бы ее в десять раз богаче монахов. Оттого я и засмеялся.

В третий раз возбудила во мне смех тайная причина, вызвавшая выходку конюшего. Первая пощечина изображала гордость и самомнение, которые овладевают обогатившимся бедняком, побуждая его унижать тех, кто стоял выше его и притеснять оставшихся бедными. Вторая относилась к скряге-ростовщику: сидя по горло в своем богатстве, он зарится на тех, у кого есть земля и необходимость достать денег; он дает им взаймы и, в случае неустойки, отнимает у них их наследие. Третья пощечина относилась к тем сварливым и завистливым людям, которые не переносят рядом с собою людей более богатых и с большим весом, чем они сами; взводят на них напраслину и причиняют их гибель».

Мы оставим здесь романиста, вдавшегося в аллегорию, чтобы, воспользовавшись его рассказом и другими собранными данными, восстановить главные очертания Мерлиновой легенды, которые могли укрыться за множеством эпизодов и посторонних подробностей. Отношения ее к сказаниям об Асмодее-Китоврасе и Морольфе обнаружатся сами собою.

1. Мерлин — демоническая натура, сын демона, одаренный сверхъестественной мудростью и чародейской силой. То и другое обличает его происхождение, равно как и тот странный облик, с каким он является на свет (Асмодей-Китоврас; внешний вид Морольфа).

2. Его ищут, стараются поймать, потому что в нем одном заключается средство, как завершить неудающуюся постройку (замок Вортигерна и Chorea Gigantum; Святая Святых в сказании об Асмодее-Китоврасе; неудающаяся постройка храма в греческом «Testamentum Solomonis»). Она состоится лишь в том случае, если ее основание помажут его кровью (шамир; кровь червяка в средневековых пересказах соломоновской легенды).

3. Его ловят у источника (озера, колодца)[25], опоив вином, и ведут, связанного цепями (Асмодей-Китоврас). По дороге разные встречи возбуждают в нем загадочный смех, которому перед лицом царя он дает мудрое объяснение (Асмодей-Китоврас; состязание загадками между Соломоном и Морольфом). Он смеется: а) при виде человека, покупавшего башмаки для далекого странствования (Асмодей-Китоврас, «Жизнь Мерлина», де Борон, английский роман); b) при виде бедняков, не знавших, что под ними клад, который мог бы обогатить их (Асмодей-Китоврас, «Жизнь Мерлина», «Le Roi Artus»); с) встреча с похоронами и смех Мерлина о горевании мнимого отца (де Борон, английский роман) представляется нам видоизменением мотива о плаче Асмодея-Китовраса при виде свадебной процессии, если не считать этот рассказ повторением того, что мальчик Мерлин открывает судье относительно его незаконного рождения (у де Борота и в английском пересказе); d) о смехе Мерлина по поводу открывающейся потом неверности царицы («Жизнь Мерлина», «Le Roi Artus» и английский роман) говорилось, вероятно, в конце путевых приключений: это представлялось удобной завязкой для следовавшего затем рассказа о вероломстве царской жены и ее увозе, отвечавшего подобному же эпизоду соломоновской легенды. Как выразился этот эпизод в цикле сказаний о Мерлине, мы увидим вскоре; пока укажем на черты сходства между Мерлином и Морольфом: как последний, исполняя поручения Соломона, постоянно меняет свой образ, переодевается, так и Мерлин в услужении у Утера и Артура. Но он сохранил более демонических черт, чем Морольф, оттого его превращения чудесного, сверхъестественного характера; он неуловим, являясь поочередно в образе угольщика и пастуха, старика слепого и хромого — и мальчика, рыцаря и слуги, ребенка и даже оленя (де Борон, «Le Roi Artus», английский «Merlin»). Романист в этом отношении так же неисчерпаем, как немецкий пересказчик Морольфа.