Мифология. Фантастические истории о сотворении мира, деяниях богов и героев

Остийский Айон. Мраморная статуя II века (Рим, Ватиканский музей)

Эллинистические камеи.

Слева: Зевс Аммон. Справа: Серапис

Статуи египетских богов в Будапештском музее изящных искусств Слева: Озирис. В центре: Изида с Гором в руках. Справа: Анубис

Шествие в честь Изиды. Римский рельеф

(Рим, Ватиканский музей)

Митра. Римский мраморный рельеф III века

(Париж, Лувр)

Прибытие Кибелы в Рим. Римский алтарь I века

(Рим, Капитолийский музей)

Анна Перенна

На мартовские иды приходился праздник Анны Перенны. В этот праздник народ предавался веселию на зеленом лугу, недалеко от берега Тибра. Кое-кто, лежа в траве, совершал возлияния. Большая часть людей проводила день под открытым небом; были и такие, кто ставил палатку или строил себе хижину из ветвей, покрытых листвой, или просто вешал тогу на связанные вместе стебли тростника. Солнце припекало их, вино согревало изнутри, и в час веселья они желали себе стольких лет жизни, сколько бокалов было ими выпито. И если бы соответственно числу выпитых бокалов могла продлиться жизнь человека, то некоторые накликали бы себе годы Нестора или же обеспечили себе возраст Сивиллы. Они пели, размахивая руками, и, сгрудив в середину винную посуду, исполняли вокруг нее неуклюжий танец, в это время дева в чудесном наряде, распустив волосы, также кружилась с ними. Шатаясь, все возвращались домой. Встречные смеялись над ними, признавая, впрочем, что эти люди действительно счастливы.

Кто же эта богиня, чей праздник Рим праздновал таким образом? Предание дает на этот счет различные толкования.

Как только похоронили несчастную царицу Дидону, которую испепелил огонь любви к Энею, горевший в ее сердце, и которую поглотил костер, разожженный ею для себя самой, в страну, оставшуюся без правительницы, вторглись нумидийцы.

— Я все-таки вошел в покой Дидоны, откуда она столько раз изгоняла меня, отказывая в своей руке, — сказал чванливый нумидийский царь Ярба.

Жители Тира, для которых Дидона построила Карфаген, разбежались.

Потом была вынуждена бежать и младшая сестра царицы Анна.

Со слезами прощалась Анна со стенами, возведенными по приказу ее сестры, и в последний раз навестила дорогой ей прах Дидоны. Она срезала прядь своих волос в качестве надгробной жертвы. Жертвенное масло, возлитое на могильный холм, смешалось с ее горячими слезами. Трижды она произнесла слова прощания и трижды приложилась к погребальной урне, как бы сжимая в объятиях бедную свою сестру. Затем вместе со своими спутниками села на корабль, с грустью оглядываясь на покинутый город своей сестры.

Она направилась к плодородному острову Мелита, с царем которого Баттом ее связывала старая дружба. Батт с подлинным участием выслушал печальную историю двух сестер.

— У меня мало земли, но и ее ты можешь считать своей, — сказал он. — Батт никогда бы не отказал в убежище изгнанникам, если бы он не боялся злого брата Дидоны и Анны — тирского царя Пигмалиона.

Три года спустя Пигмалион явился с войском, чтобы потребовать Анну.

— Мы непривычны к оружию, — сказал Анне миролюбивый царь. — Беги отсюда и спасай свою жизнь, как можешь.

Так снова изгнанница доверила воле ветров и волн свое легкое судно: ведь беспощадней любого моря был ее брат. Она держала путь к полям Камеры и была уже недалеко от цели, когда благоприятный ветер перестал дуть и паруса поникли.

— Гребите веслами, — скомандовал кормчий.

Уже приготовились снять паруса, когда неожиданно налетел западный ветер. Напрасны были усилия кормчего, их унесло в открытое море. И снова исчезла из глаз земля, которую они уже заметили. Волны бились о корабль, море бушевало. Пучина извергала белую пену. Над искусством мореходов одержала верх буря, и кормчий надеялся уже не на руль, а только на молитву. Потерявшую родину финикийскую царевну бросало набегавшими волнами из стороны в сторону, она прикрывала свои глаза мокрой одеждой и считала в это время счастливой Дидону и всех тех, кто в этом мире мог чувствовать под собою землю. В конце концов ветер прибил к берегу Лаврента потрепанное судно.

В то время в Лации уже правил благочестивый Эней, который обрел эту страну вместе с рукой дочери царя Латина, объединив под своей властью два народа — троянцев и латинов.

Как раз в это время Эней, сняв обувь, проходил по берегу, ставшему его владением в качестве свадебного подарка, разделяя одиночество своего пути лишь с верным Ахатом. Увидев бесцельно бредущую Анну, он не поверил своим глазам.

«Как могла она попасть на землю Латина?» — подумал он про себя.

Ахат же громко воскликнул:

— Это Анна!

Услышав свое имя, изгнанница подняла взор и, увидев, кто стоит против нее, не знала, что же ей делать: оставаться ли, бежать ли и в каком укромном месте этой земли искать убежище. Судьба несчастной сестры встала перед ее глазами. Это заметил Эней, у которого воспоминания о Дидоне также вызвали слезы. И он так сказал дрожащей женщине: