Мифология «голодомора»

«По словам брата, чрезвычайно было тяжело в то время надлежащим образом исполнять обязанности мирового посредника, особенно по двум причинам: 1) в наших помещиках совсем не было воспитано ни малейшего уважения к законам: они давным-давно привыкли к тому, что их постоянно нарушали. Правда, они знали, что при нарушении закона им придется платить, но они находили это в порядке вещей, говоря: „Пусть каждый берет то, что ему при сем полагается, лишь бы сделал мое дело“, то есть совершил противозаконие».

Впрочем, нередко доходило и до открытого неповиновения, хотя и весьма юмористичного. Вот, например, три картинки с натуры — какие типажи! Мелкопоместный дворянин пришел к мировому посреднику с жалобой на жестокую несправедливость.

«— Нас, что называется, ограбили среди белого дня! — жаловался Селезнев. — А вот вы объясните мне, Андрей Николаевич, как же теперь будет насчет моих сынов? У меня, как вам известно, четыре незаконных сына, прижитых мною от моей крепостной. Я не настолько был глуп, чтобы поставить их на барскую ногу: с малолетства исполняли они у меня крестьянскую работу. Но хотя они и были крепостными, как и все остальные прочие, но ведь выходит вот что: они были со дня своего рождения крепостными моей крови, значит — вечными моими крепостными, так сказать, самим Богом назначенными мне в вечные крепостные. Скажите-ка мне, как же теперь? Неужто царь их тоже отымет от меня? Неужто и ублюдкам дана будет воля?»

Получил разъяснение, что если бы он их в свое время признал и в метрике они значились бы его сыновьями, то он имел бы над ними власть, а теперь может пользоваться их услугами только за плату.

«Это объяснение привело старика в негодование.

— Значит, — говорил он, — царь хотел, чтобы я, столбовой дворянин, унизил свое дворянское достоинство, женившись на хамке, на своей холопке? Разве царю и такая воля дана, чтобы он распоряжался нашими родными детьми? Как же он может заставлять их служить родителям только за плату? Этого быть не может! Ни царь, ни псарь не могут указкой быть, как поступать мне с моей плотью и кровью».

В конечном итоге, обиженный такой явной несправедливостью, «столбовой дворянин» (надо сказать, препустой и премелкий человечишка по прозвищу «Селезень-вральман») достал уставную грамоту и сунул ее в руки посреднику:

«Вот, извольте получить обратно: мне ее прислали для подписи, а я не желаю ни подписывать, ни иметь дело с такими крамольниками, который не признают ни Божеских законов, ни законов естества».

Другой помещик, когда посредник к нему приехал, вынул уставную грамоту со словами:

«Подписывать не буду! Не могу же я подтверждать своею подписью, что я радуюсь грабежу, учиненному надо мною среди бела дня. Так как такое приказание идет от самого царя, а жаловаться на него можно только Богу, то я при вас и засовываю эту грамоту за икону. Уж пускай сам Бог рассудит меня с царем на том свете».