Мифриловый крест

— Нашел чего стесняться! Когда людей кусал, небось, не стеснялся. Нет, нет, я не в упрек! Было и прошло, кто старое помянет, тому глаз вон. Хочешь исповедаться?

— Да иди ты! Знаешь, ты так изменилась, даже не верится, что это ты. Я теперь даже боюсь в тебя заглядывать.

— В тихом омуте черти водятся. Знаешь теорию насчет Аполлона и Диониса?

— Нет.

— Когда испытываешь сильные эмоции, необязательно их выражать. Экстаз может быть внешним и внутренним…

— Знаю. Я любил прислушиваться к твоим чувствам, когда ты молилась. У тебя так мощно крышу сносило…

— Тогда чему ты удивляешься? Я поняла нелепость ограничителей поведения и перестала стесняться. Знаешь, как меня достало быть серой мышкой! Все смотрят, как на идиотку, смеются почти что в лицо, богохульные анекдоты рассказывают… Но я на них не обижаюсь, мне открылось, что я и сама была хороша, потому что показное смирение суть лицемерие и фарисейство, надлежит не скрывать чувства, а… наверное, в глубине души я всегда хотела стать свободной. Короче, внутри я та же самая, загляни сам и убедись.

— Это-то и пугает.

— Нашел чего бояться!

— Ты так спокойно обо всем этом говоришь! Ты такая светлая, что светлее не бывает, и ты говоришь, что я антихрист, и одновременно по-дружески болтаешь со мной, мы занимаемся сексом…

— Зло побеждается не злом, но отсутствием зла. А ближнего надо возлюбить. Давай еще?

— Я не супермен.

— Это можно исправить.

— Нет уж!

— Почему? Разве мужчины не всегда этого хотят?

— Не в таких количествах. Завтра у меня и так задница будет болеть.

— Почему задница?

— Потому что там мышцы. Между прочим, ягодичная мышца — самая сильная в человеческом теле.

— Да ну?

— Честное слово, я в какой-то книжке читал.

— Ты еще и книжки читал?

— Не издевайся! Не такой уж я и темный, каким кажусь.

— Знаю. Не обижайся, я просто шучу. Это нервное.

— Ты замечательно держишься.

— Спасибо. А куда Зина ушла?

— Не знаю. Пойду, посмотрю.

Я пошел посмотреть и обнаружил, что Зина вообще ушла из квартиры.

— Жалко, — прокомментировала это Лена, — можно было бы…

— Нет уж! По крайней мере, не сегодня. К таким вещам надо постепенно привыкать… и вообще, ты меня пугаешь. Кто из нас посланец зла?

— Тьма — не зло. А любовь — тем более не зло.

— Даже групповуха?

Лена расхохоталась.

— Причем здесь групповуха? Я об этом даже не думала, честное слово! Ну, в самом деле, кто из нас развратник? И вообще, чем тебе групповуха не нравится? Какая, вообще, разница, сколько людей любят друг друга?

— И это говорит девушка, лишившаяся невинности пару часов назад!

— Не пару часов, а почти четыре. А невинность — это ерунда. Мне открылось, что невинность не в этом самом, а в душе, а душевную невинность я не потеряла.

— Догадался Штирлиц…

— Да ну тебя! Тебе легко прикалываться, а я сейчас вспоминаю, что было раньше и ужасаюсь, какая дура была. Это кошмар! Я ведь на самом деле думала, что все делаю правильно!

— Ничего страшного, такие чувства у всех возникают время от времени.

— У меня никогда раньше такого не было.

— Ты бы еще побольше молилась.

— Между прочим, если бы я не молилась, ты бы меня не просветлил, и моя сила не отразилась бы на тебя, и ходил бы ты сейчас злой и растерянный. Так что лучше не наезжай!

— Ты молодец, — сказал я, становясь перед ней на колени, но не для того, чтобы в чем-то покаяться, а просто чтобы обнять ее бедра. — Ты великолепно молилась. Я благодарю тебя всем сердцем. Спасибо тебе, что помогла мне и отдельное спасибо тебе, что ты такая… как бы это сказать…

— Да скажи уж, — улыбнулась Леночка, — не стесняйся.

И действительно, чего стесняться, если она и так все понимает?

— Я люблю тебя, — сказал я.

— Я люблю тебя, — откликнулась Леночка и мы поцеловались. Бережно и ласково, трогательно и невинно, в нашем поцелуе почти не было страсти, это был символ. Символ большой и чистой любви, соединяющей несоединимое.

3

Если мама и удивилась появлению Леночки в нашей квартире, она ничем этого не показала. Она доброжелательно поприветствовала гостью и отправилась на кухню ставить чайник. Удивительная тактичность для нее.

Все стало ясно, когда мы пили чай и мама обратилась к Леночке:

— Знаешь, Зина, ты меня извини, я тебе на позатой неделе столько всего наговорила…

— Кто? — не поняла Лена.

— Ну, что у тебя лучше получается сквозь стены проходить, чем людей лечить. — Очевидно, мама расслышала не "кто", а "что". — Не обижайся на старуху, дочка. Мы, старые люди, такие, у нас что на сердце, то и на языке. Мне так плохо было!

— Догадываюсь, — кивнула Лена, — только я не Зина, я Лена. Зина ушла.

— Куда?

— Не знаю. Сережа, ты не знаешь? Да, точно, она же квартиру недавно купила, туда, наверное, и ушла.

— Ты что, его мысли читаешь? Ты тоже волшебница?

— Ага. Только вы не бойтесь, я добрая, еще добрее, чем Зина, — Лена хихикнула. — Хотите, я ваши мысли прочту? Да ну, ерунда какая, нашли, чего бояться? Да. Нет. Да. Да честное слово! Да. Уже.

— Что уже?

— Все уже. Завтра к врачу не ходите, лучше сходите недели через две, она подумает, что это лекарства помогли. А то она расстроиться может, подумает, что с ума сошла или еще что-нибудь нехорошее.