Читаем Мифы Чернобыля полностью

Реформы М. Горбачева пришлись в основном на 1985–1989 годы (1990–1991 — уже агония, завершившаяся трагикомедией ГКЧП и распадом страны). Этот период пересыщен катастрофами, техногенными и природными: 1985 год — Учкудук, 1986 год — Чернобыль и "Адмирал Нахимов", 1988 год — Спитак, 1989 год — Уфа. Пять катастроф с числом погибших более 200 человек — в среднем одна катастрофа в год, причем все пять являются рекордными в своем роде:

• Спитак, тяжелейшее по числу жертв и материальному ущербу землетрясение на территории СССР;

• Учкудук, крупнейшая авиакатастрофа за всю историю СССР;

• Уфа, крупнейшая советская железнодорожная катастрофа;

• "Адмирал Нахимов", крупнейшее кораблекрушение советского судна;

• Чернобыль, крупнейшая в истории ядерная катастрофа.

За пять "горбачевских" лет случилось столько же бедствий, сколько произошло в СССР и на всех постсоветских территориях за все остальные годы с 1950 года по сегодняшний день (с учетом террористических актов).

Это резонансный "пик" можно интерпретировать как тяжелую болезнь советского Голема. Квазиорганизм, некогда обеспечивающий эффективное функционирование административного аппарата, согласовывающий работу различных секторов государственной экономики, способный оптимальным образом конвертировать любые формы ресурсов в технологическое развитие, утратил способность контролировать физическое пространство Империи и обеспечивать собственный гомеостаз. Реформы М. Горбачева, вполне рациональные сами по себе и даже почти своевременные, создали дополнительную и очень высокую нагрузку на структуры Голема и стали той соломинкой, что переломила хребет верблюду. Вся эпоха М. Горбачева — это системные "сбои".

Надо сказать, что Голем делал все, что мог. В истории Чернобыльской катастрофы видны его попытки, уже беспомощные, как-то предотвратить катастрофу. Отсюда и задержка с началом эксперимента по распоряжению Киевэнерго, и "нежелание" реактора "подниматься", и сомнения операторов в правильности своих действий. Но "на скорость пули" все это если и повлияло, то в отрицательном смысле. И после катастрофы советский Голем продолжал вести себя нерешительно и непоследовательно, то блокируя информацию о случившемся, то открывая ее, то пытаясь выстроить на Украине что-то вроде западной системы "бизнес как обычно", то вдруг спешно и бездумно эвакуируя население.

Нужно подчеркнуть: речь идет не о "нерешительности и колебаниях" чиновников, а о неспособности сложной ("живой") информационной системы, квазиорганизма, контролировать физическую и информационную среду своего существования. Причем, эта неспособность проявлялась на всех уровнях: формально-бюрократическом, военно-организационном, информационном, "магическом".

"Магия" в данном случае не подразумевает никакой мистики. Еще раз подчеркну: Голем — информационный объект, представляющий собой аналог нейронной сети. Элементами этой сети служат звенья административной системы, роль "нервных импульсов" играют обобщенные документы (директивные и индикативные) в любой форме, включая телефонные звонки и устные распоряжения. Конституция, законы, циркуляры и другие документы, имеющие особый статус — например, обязательные для всех, — могут рассматриваться как аналог жестких "рамочных" убеждений человеческой личности, фиксирующий ее идентичность. Не только исполнительные органы государства, но и все государственные служащие являются "щупальцами" Голема.

В 1980-х, когда теория информационных объектов только создавалась, предполагалось, что Голем в принципе не способен использовать индивидуальные способности своих носителей, более того, любые их самостоятельные действия создают угрозу существованию Голема. Все оказалось гораздо интереснее: информационная структура Голема пропечатывается в подсознании чиновников. Это обеспечивает действенную связь, работающую в двух направлениях.

Во-первых, Голем знает все, что знают его носители. В принципе это — бессмысленное и бесполезное для него знание: человек (рассматриваемый как личность) и информационный квазиорганизм Голема разобщены семантически и онтологически. Голем не может воспользоваться опытом, памятью, знаниями человека, подобно тому, как человек не может воспользоваться информацией, сосредоточенной в клетке. Но на уровне подсознания человек пользуется клеточной памятью. Аналогичным образом, на уровне своего "информационного бессознательного" Голем пользуется памятью человека. Иными словами, о том, что для него жизненно важно, административный квазиорганизм осведомлен, причем осведомлен досконально.

Во-вторых, на уровне своего подсознания любой чиновник "знает" все, что знает Голем как целое (хотя, разумеется, он не рефлектирует это знание и не может перевести его в текстовую форму). Это общее знание создает основу для коллективных реакций аппарата, которые ошибочно считают рефлекторными.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мифы без грифа

Похожие книги

Сталин и репрессии 1920-х – 1930-х гг.
Сталин и репрессии 1920-х – 1930-х гг.

Накануне советско-финляндской войны И.В. Сталин в беседе с послом СССР в Швеции A. M. Коллонтай отметил: «Многие дела нашей партии и народа будут извращены и оплеваны, прежде всего, за рубежом, да и в нашей стране тоже… И мое имя тоже будет оболгано, оклеветано. Мне припишут множество злодеяний». Сталина постоянно пытаются убить вновь и вновь, выдумывая всевозможные порочащие его имя и дела мифы, а то и просто грязные фальсификации. Но сколько бы противники Сталина не стремились превратить количество своей лжи и клеветы в качество, у них ничего не получится. Этот поистине выдающийся деятель никогда не будет вычеркнут из истории. Автор уникального пятитомного проекта военный историк А.Б. Мартиросян взял на себя труд развеять 200 наиболее ходовых мифов антисталинианы, разоблачить ряд «документальных» фальшивок. Вторая книга проекта- «Сталин и репрессии 1920-х-1930-х годов».

Арсен Беникович Мартиросян

Публицистика
Африканский дневник
Африканский дневник

«Цель этой книги дать несколько картинок из жизни и быта огромного африканского континента, которого жизнь я подслушивал из всего двух-трех пунктов; и, как мне кажется, – все же подслушал я кое-что. Пребывание в тихой арабской деревне, в Радесе мне было огромнейшим откровением, расширяющим горизонты; отсюда я мысленно путешествовал в недра Африки, в глубь столетий, слагавших ее современную жизнь; эту жизнь мы уже чувствуем, тысячи нитей связуют нас с Африкой. Будучи в 1911 году с женою в Тунисии и Египте, все время мы посвящали уразуменью картин, встававших перед нами; и, собственно говоря, эта книга не может быть названа «Путевыми заметками». Это – скорее «Африканский дневник». Вместе с тем эта книга естественно связана с другой моей книгою, изданной в России под названием «Офейра» и изданной в Берлине под названием «Путевые заметки». И тем не менее эта книга самостоятельна: тему «Африка» берет она шире, нежели «Путевые заметки». Как таковую самостоятельную книгу я предлагаю ее вниманию читателя…»

Андрей Белый , Николай Степанович Гумилев

Публицистика / Классическая проза ХX века