Мифы Древнего Рима. Золотой осел [сборник 2016, худ. А. Лебедев]

Прошел месяц странствий, и Луций со своим хозяином прибыли в Фессалию. Будто и не покидал Луций этих мест. Все так же высились синие вершины гор, подковой окружая поля, виноградники и масличные рощи цветущей, прорезанной реками и речушками равнины. По-прежнему разбросаны были тут и там тихие селения, тянулись к шумным городам пыльные, прямые дороги, утоптанные тысячами копыт и утрамбованные колесами груженых возов и легкокрылых колесниц. По странной воле судьбы Луций оказался в том самом городе, где начались его несчастья.

Весна была в самом разгаре. Сверкали изумрудной зеленью луга. В садах, прорвав жесткую кожу бутонов, благовонные розы разворачивали свои огненные лепестки. Начинались празднества в честь богини цветов Флоры. Девушки украшали себя венками, наряжались в легкие одежды божественных граций. Одни несли на головах корзины, полные цветов и плодов. Другие, сплетая руки, затевали веселые хороводы. Уже и флейты нежно напевали протяжные лидийские мелодии.

«Не мне нынче кружиться в хороводе с юными девами! Даже улыбку не могу им послать. Я только пугаю всех безобразным оскалом каменных зубов и грубым стуком грязных копыт», — горевал бессловесный Луций.

Но иногда, позабыв о своем ослином обличье и желая вплести свой голос в дружный хор распевавших гимны, он разевал пасть и громогласно ревел:

— Иа-ааа! Иа-ааа!

Этот ослиный порыв вызывал веселый смех, а хозяин, воспользовавшись вниманием толпы, заставлял Луция вновь и вновь показывать все заученные фокусы.

А тем временем приближался день главного праздничного шествия. Накануне вечером хозяин расположился на ночлег в небольшой харчевне. Давно уже он не привязывал Луция, а, предоставив ослу самому разыскивать корм, отпускал бродить поблизости. Ему и в голову не могло прийти, что за таким ручным ослом нужен присмотр.

По ночным улицам города постепенно стекались к храмовой площади толпы возбужденных, разряженных горожан. Плыли, разгоняя тьму, огни пылающих факелов. Человеческий поток увлек Луция, и он, стараясь не натыкаться на людей, опасливо трусил в тени домов.

Постепенно темнота ночи стала разбавляться серым предутренним туманом. Потянуло теплым весенним ветерком. Скользнул по верхушкам деревьев первый луч солнца. А вот и само светило выкатило на огненной колеснице и начало свой привычный круг по небесному ипподрому. Птичий хор приветствовал наступление утра. Мягким шелестом свежих, еще клейких листочков вторили воспрянувшие ото сна деревья. Белые пушистые облака протерли небо, и оно засияло лазурью.

Громче заиграли свирели и флейты. Улицы наполнились ликующими толпами. И началось триумфальное праздничное шествие масок. Каждый рядился по своему разумению и вкусу.

Шел юноша, наряженный солдатом, в военных доспехах и в шлеме.

Шел, потрясая козлиной бородкой, философ в широком плаще, соломенных сандалиях и с посохом в руке.

Шли птицелов и рыбак. Один держал в руке тростинку, смазанную клеем, а другой — тонкий прут с крючком на конце.

Шел со щитом и мечом обнаженный по пояс гладиатор.

Шел некто в драгоценных уборах, женском платье и позолоченных туфлях, уморительно покачивая бедрами и потряхивая завитыми локонами.

Шли рабы, несшие на носилках ручную медведицу, будто богатую матрону.

Но вот протекла шумная, пляшущая и весело смеющаяся толпа масок. Появились женщины в белоснежных одеждах. Они усыпали цветами путь, по которому шествовали жрецы в белых льняных высоко подпоясанных хитонах и легких сандалиях, стянутых выше щиколотки перевитыми красными ремнями. Их окружали юноши и девушки с фонарями, факелами и свечами. Небесной музыкой звучали флейты и свирели. Медленно двигался стройный ряд жрецов — высших служителей таинств. Первые несли масляную лампу, сделанную в виде золотой лодки с трепещущим на ветру языком пламени, будто алым парусом. Следом колыхалась золотая пальмовая ветвь. За ней над головами жрецов плыла золотая веялка, наполненная лавровыми веточками. Покачивалась на вытянутых руках амфора со священным напитком.

И — о радость! — два мальчика несли большой венок с вплетенными в него прекрасными алыми розами. Луций чуть не ринулся сквозь толпу, рискуя нарушить чинность процессии, но вовремя опомнился. Медленно, бочком, стараясь не обращать на себя внимания разноголосой веселящейся толпы, осел шаг за шагом приближался к торжественной веренице жрецов. Вот он, вожделенный венок! Никто не успел опомниться, как Луций вцепился зубами в пучок роз и принялся быстро и жадно пожирать один цветок за другим.

На глазах у изумленной толпы с ослом начали происходить необыкновенные превращения. Исчезла грязная, свалявшаяся шерсть. Распрямилась спина, и передние ноги стали человеческими руками, а копыта разделились на тонкие длинные пальцы. Голова округлилась, пропали ослиные уши. Губастая пасть уменьшилась, и улыбка блеснула ровным рядом зубов. Без следа исчез хвост. Теперь вместо осла явился всем красивый, гибкий юноша, покрытый попоной и с золотой уздечкой на шее. Никто и не помыслил о волшебном превращении. Люди думали, что перед ними ряженый.