Мифы и мины для подрыва Российской государственности

В связи со сложившейся обстановкой местные чекисты справедливо стремились иметь объективную информацию о настроениях в крестьянской среде. Еще свежа была память о крестьянских восстаниях Антонова и Колесникова, охвативших обширные территории Тамбовской и Воронежской областей, для подавления которых пришлось привлекать значительные войсковые формирования.

Объективная информация здесь – ключевое понятие. С ней, к сожалению, было не все в порядке. Карьера агента-маршрутника продолжалась недолго, через несколько месяцев Кузнецов был арестован в результате проверки его деятельности комиссией Свердловского управления ОГПУ. В вину ему ставилось то, что он «сообщал провокационные сведения на ряд лиц, обвиняя их в контрреволюционной повстанческой деятельности против советской власти». На допросах он откровенно рассказал, что строил свою работу в соответствии с указаниями начальника Коми-Пермяцкого окружного отдела ОГПУ Тэниса и «благодаря его неправильного руководства … стал на роль провокации. Если человек не говорил против Сов. власти, я ему ничего не выдумывал, но если этот человек настроен отрицательно к существующему строю и это мне в беседах высказывал, я ему приписывал не говоренное им по злости. …Все наиболее резкое, обобщающее являлось выдуманной мной грубой ложью. Мной руководила одна мысль, как можно резче ударить по контрреволюции…»

Суть этой невеселой истории лежит на поверхности. Наивный юнец стремился добросовестно выполнить инструкции куратора, аж целого начальника окружного отдела, и пусть не совсем честными средствами, но выявлять и разоблачать тайных врагов государства. Будущий гений разведки и в мыслях не мог допустить, что матерый опер Тэнис будет делать карьеру на ложных доносах.

При этом, заметьте, Кузнецов оговаривал только тех, кто при нем высказывал антисоветские суждения, то есть он был недалек от истины по тогдашним классовым представлениям о революционном правосознании. Он ведь был дитя своего времени, как и мы. Придумывая преступные умыслы кулакам и тайным повстанцам, Николай искренне полагал, что они виновны уже только одним своим враждебным отношением к советской власти, и это роднит его с героем Владимира Высоцкого в фильме «Место встречи изменить нельзя», который твердил: «Вор должен сидеть в тюрьме!» и подбросил карманнику Кирпичу украденный им кошелек.

Этот эпизод до сих пор вызывает ожесточенные споры зрителей: прав ли был начальник отдела по борьбе с бандитизмом или совершил должностное преступление? Ответ неоднозначный, но задайте этот вопрос любому современному оперу уголовного розыска, и он вам скажет: «Да, конечно, Жеглов был прав!» Каждый без исключения опер ведь знает, как непросто приходится доказывать вину в суде перед искушенными продажными адвокатами, защищающими закоренелых уголовников, на совести которых не одно преступление и которые никогда не задумываются о моральной стороне своих поступков.

Примерно такой логикой руководствовалась и комиссия из Свердловска, которая занималась делом Кузнецова. Разобравшись во всех обстоятельствах, она освободила «Кулика» из-под следствия и водворила на его место в камере бывшего начальника окружного отдела ОГПУ Тэниса, сочтя именно его истинным виновником «неправильного поведения» неопытного агента. Справедливость таким образом была восстановлена, и Николай Иванович Кузнецов, впоследствии досконально изучив немецкий язык, стал особо ценным сотрудником органов НКВД и в начавшейся вскоре Великой Отечественной войне совершил ряд выдающихся подвигов.

Это что касается досадного инцидента в биографии Кузнецова. О том, как его описал в своей книге Александр Евсеевич Хинштейн, поговорим особо.

Относительно тех объяснений, которые Кузнецов давал следователю по поводу своих провокационных действий, Хинштейн пишет: «Я сознательно не комментирую эти беспомощные оправдания Кузнецова (добавить к его словам, наверное, нечего)». Здесь Александр намеренно игнорирует очевидные факты – Кузнецов вовсе не придумывал себе дешевые отмазки, а рассказывал следователю чистую правду о своих неумышленных грехах. Беспомощностью было бы искать и не находить оправдания, а тут-то все честно. И тон-то у Хинштейна какой, высокомерно-прокурорский, по отношению к несчастному молодому человеку, попавшему в беду по злой воле куратора-прохиндея.