Получается вот что. Пеньковский, действующий под контролем КГБ и в полном согласии с ним, не стесняясь ничего и никого, совершенно свободно встречается с Анной Чизхолм в местах, где якобы полно ненужных свидетелей. И это, с точки зрения Хинштейна и других авторов, которые утверждают, что Пеньковский выполнял особо ответственное задание Советского правительства, вполне естественно. Однако как нам быть со стороной противоположной? Анна Чизхолм, по логике тех событий, должна была быть вполне уверенной в том, что Пеньковский – вовсе не двойной агент, а человек, всецело преданный идеалам «свободного мира» и добросовестно выполняющий предписания разведки Соединенного Королевства. А коль скоро так, то как же она могла допустить такую оплошность и несколько раз встречаться со своим «верным агентом» в совершенно неподходящих для этого местах? Наверное, сама г-жа Чизхолм немало смыслила в премудростях разведывательного ремесла, но в еще большей степени в этих делах поднаторел ее супруг, Родерик Чизхолм, который обладал полной информацией о работе с Пеньковским. И оба они, считай, из раза в раз допускали одну и ту же грубейшую ошибку!
Это все, однако, относится к разряду наших «домыслов» или, правильнее сказать – «фантазий», на заданную тему. На деле же все выглядело не совсем так или даже – совсем не так.
Однако приведем еще один довод в пользу того, что Пеньковский не был подставлен органами госбезопасности Советского Союза англо-американским спецслужбам в целях их дезинформации, а был чистейшей воды агентом-инициативником, действовавшим на свой страх и риск в пользу западных разведок. Летом 1962 года агентурным путем была получена информация, что Советский Союз с очередным визитом собирается посетить Гревилл Винн для ведения переговоров с руководством ГК КНИР об организации в Москве выставки электронного оборудования. Как особо отмечал оперативный источник, при решении этого вопроса Пеньковский, ссылаясь на заинтересованность ГРУ в приезде англичанина, проявил особое рвение, чтобы убедить руководство госкомитета непременно согласиться с поступившим предложением.
Сам собой напрашивался вывод, что Винн не просто так собирался приехать в Москву. Скорее всего, он должен был стать новым связником СИС для работы с Пеньковским. Этот вывод выглядел тем более убедительным, что все сводилось к переходу Пеньковского на новый способ связи. Не без участия Комитета госбезопасности Винну был разрешен въезд в СССР.
Всю организационную часть визита англичанина в Москву Пеньковский взял на себя. Он же снял для него номер в гостинице «Украина». Несмотря на то, что этот номер был заранее оборудован всем необходимым, прослушать разговоры связника с агентом… не удалось. Разведывательный опыт Пеньковского пригодился ему и на этот раз – все переговоры, которые они вели между собой, проходили с применением мер безопасности, затрудняющих прослушивание. Они велись или при включенном на полную громкость радиоприемнике, или в ванной комнате при текущей из крана воде.
Спрашивается в задаче: если Пеньковский действовал под контролем КГБ, то на кой же черт ему надо было применять весь арсенал мер безопасности, чтобы исключить прослушку разговоров со стороны КГБ, на который, по версии Александра Евсеевича, изложенной в его эссе, этот самый Пеньковский и работал? Или таким путем он хотел лишний раз продемонстрировать британскому разведчику, что «душой и телом предан идеалам Запада» и потому вынужден проявлять максимум осторожности? Все это могло бы быть именно так, если бы характер беседы Пеньковского с Винном, который все же с немалыми трудностями удалось в общих чертах расшифровать, не свидетельствовал бы откровенно о том, что Пеньковский на самом деле был предателем. И меры предосторожности он применял потому, что реально осознавал грозящую ему опасность, причем – немалую.
Чтобы закончить с комментариями А. Хинштейна, считаем необходимым дать собственные пояснения к двум сноскам (авторским или редакционным – не знаем) на странице 579 «Записок из чемодана». Согласно первой сноске,