Грибовскому же поручили организацию тайной полиции непосредственно в гвардии — на это была получена санкция самого Александра I. Но делу якобы не было придано большого размаха, а результаты совершенно достоверно оказались ничтожными — это очень интересный факт, т. к. искать заговорщиков было вовсе не сложно, а Грибовский прекрасно знал, где это следует делать
, будучи, как известно, членом Коренной управы «Союза благоденствия» и лично зная всех его вожаков!Существенно, что Грибовский, проживший и прослуживший много лет и ставший позже Симбирским вице-губернатором, а затем — Харьковским губернатором, никогда не делился сведениями о том, как же он следил за заговорщиками, а история его доносительства 1820 года выплыла из архивов только в 1873 году.
Все это было бы совершенно непонятным, если бы одновременно в эти же критические месяцы радикальным образом не изменилась и деятельность самого тайного общества. Намек на начало этого процесса содержится в маленьком отрывке из воспоминаний Тургенева, относящемся к концу 1820 или началу 1821 года — Тургенев намеренно предпочитал не уточнять время, так же, как и конкретизировать собственную позицию в тот момент: «
Почему это вдруг Никита Муравьев — самый решительный из столичных конспираторов! — сполз к позиции по-прежнему авторитетного, но совершенно безинициативного члена Общества, а весной 1821 года совсем
Разумеется, подобные метаморфозы — не редкость. Обычно они являются плодом длительных тяжких раздумий — особенно в тюрьме, на каторге, в ссылке или хотя бы в эмиграции. Но чтобы так вдруг? Такие случаи тоже бывают, но как правило — уже не в результате раздумий, а при внезапных внешних воздействиях. Много ли требуется времени, чтобы стать предателем или ренегатом при серьезной угрозе? Похоже, что именно так и случилось с Никитой Муравьевым.
Еще более радикальные изменения претерпело тогда поведение Глинки и самого Тургенева.
Милорадович, обнаруживший в списке заговорщиков под № 1 хорошо известного и уважаемого им чиновника, а под № 2 — собственного адъютанта, вероятно удивился. Но данная ситуация должна была вполне его устроить.
Он не мог и не должен был ограничиться предупреждением своих приближенных, как это сделал Ермолов, в свою очередь предупрежденный, скорее всего, Милорадовичем.
Тем более не соответствовало его характеру организовывать шпионство какого-то Грибовского за его собственным, Милорадовича, адъютантом. Если в свое время он брался договариваться с противником прямо на поле боя, то вовсе нелепо было бы теперь прятаться за Грибовского!