Мифы о Китае: все, что вы знали о самой многонаселенной стране мира, – неправда!

Моя двоюродная сестра работает в большой гостинице в Гуанчжоу, там часто останавливаются японские бизнесмены. «Отношения у нас с ними хорошие, нам надо вести себя дружелюбно, — рассказала она мне. Но тут же добавила: — Но чего мы не можем принять, так это их отрицания того, что случилось во время Второй мировой войны». Такая позиция не кажется мне безосновательной. Представьте, какая была бы реакция в Европе, если бы немецкое правительство одобрило школьные учебники, отрицающие зверства нацистов в период Второй мировой войны. То, что сделал Токио в 2005 году, является эквивалентом вышесказанного. А что бы произошло, если бы канцлер Германии Ангела Меркель почтила своим присутствием церковную службу в память нацистских военных преступников, а ведь события именно такого масштаба имели место, когда Дзюнъитиро Коидзуми в бытность свою премьер-министром в 2000‑е годы неоднократно посещал храм Ясукуни в Токио? Надо полагать, что гневная реакция мирового сообщества прозвучала бы очень громко. И стоит ли говорить, что она была бы совершенно справедливой?

Оценивая поведение «фэнь цин», следует посмотреть на него в определенном ракурсе. Незадолго до антияпонских протестов 2012 года мне случилось побывать в Шанхае. В специализирующемся на блюдах из лапши ресторанчике на Нанкинской улице я разговорился с группой жизнерадостных студентов, которые, как оказалось, происходили из родной провинции моего отца — Гуандуна. Это, как мне торжественно было объявлено во время совместного поедания лапши с говядиной, делает нас «старой родней» — «лао сян». Тем не менее наша родственная связь оказалась под угрозой разрыва после моего замечания о том, что мне непонятно, откуда столько эмоций по поводу необитаемых островов Дяоюйдао. Почему бы, поинтересовался я вслух, попросту от них не отказаться? Чтобы ими не владела ни та, ни другая сторона. Это совершенно немыслимо, объяснили мне. Девушка, представившаяся английским именем Хелен, сказала, что Китаю просто невозможно отказаться от своих территориальных претензий: «Для Китая важно сохранить лицо». С ней согласилась ее подруга Черри: «Это все равно как если бы кто-нибудь отнял у тебя часть твоего дома. Никто на такое не согласится».

Были ли они частью этой разгневанной молодежи, спрашивал я себя? Если это так, они не показались мне особенно возбужденными. Проблема Дяоюйдао их не слишком интересовала. Студенты больше говорили о своем желании учиться за границей. Мне кажется, что в большинстве своем китайская молодежь скорее похожа на Хелен и Черри, нежели на тех, кто нападает на водителей японских «Королл», или на бесноватых «фэнь цин», заполонивших Интернет своими шовинистическими комментариями. Образ китайцев‑протофашистов, только и ждущих повода принять участие в какой-нибудь агрессивной милитаристской заварушке, карикатурен по своей сути и не соответствует действительности.

Китайцам, несомненно, присуще крепкое чувство патриотизма, но для того, чтобы понять его природу, следует обратиться к истории Китая за несколько последних столетий. Согласно господствующей тенденции, считается, что когда китайские лидеры отказались от маоизма, в обществе на его месте образовался идеологический вакуум, который был безрассудно заполнен агрессивным национализмом. Некоторые утверждают, что китайские антиколониальные настроения являются продуктом массированной пропагандистской кампании, начатой партией в конце 1980‑х, когда школьников взращивали на «волчьем молоке» воинственно националистических учебников истории.

В этих учебниках, когда дело доходит до «опиумных войн» XIX века, эмоции зашкаливают, что определенно не помогает делу. Как отмечает Юань Вэйши, профессор гуанчжоуского Университета имени Сунь Ятсена, в учебниках Китай изображается пассивной жертвой империалистической агрессии, при этом случаи коллаборационизма китайцев с европейцами игнорируются. Но даже учитывая этот фактор, неверно истолковывать антиколониальные настроения китайцев просто как следствие государственного промывания мозгов.

В 1839 году китайский чиновник Линь Цзэсюй, уже встречавшийся нам в главе, посвященной образованию, уничтожил партию выращенного в Индии опиума, который британцы вопреки императорскому законодательству импортировали в Китай. В ответ на это британские моряки нанесли карательный удар по старому Кантону. Китайские войска быстро потерпели поражение, и императору Даогуану пришлось разрешить британцам импорт опиума в Китай. Британцы также установили свой контроль над островом Гонконг.