Читаем Мифы о Китае: все, что вы знали о самой многонаселенной стране мира, – неправда! полностью

Еше один американский китаист, Ллойд Истман, также разделяет эту точку зрения, добавляя, что при любых китайских экспериментах с демократическими структурами результаты всегда оказывались катастрофическими. «Вследствие самой природы китайского общества и свойственной ему политической традиции, по-видимому, причиной одной из пережитых Китаем трагедий XX века была попытка, в поисках жизнеспособной политической системы, ввести демократические институты», — пишет он в 1970‑х. К какому же выводу он приходит? «В своей основе англо-американский тип демократии оказался совершенно неподходящим для Китая». По мнению Истмана, китайцам следует придерживаться органичной для них формы правления, а именно — автократии. Такая правительственная система в Китае была «лучше приспособлена для того, чтобы принести наибольшее благополучие наибольшему числу людей».

Все эти идеи о несовместимости китайцев и свободы стали в конце концов общепринятыми. В серии телепередач 2012 года, посвященных Китаю, историк Нил Фергюсон приходит к заключению: «Китайцы мыслят в той же степени отлично от нас, насколько их письменность отличается от нашей». Он добавляет: «Все базовые идеи, впитанные мной с детства, в особенности идея свободы индивидуума, здесь просто неприменимы».

На Западе правительства приобретают легитимность, выиграв выборы. В Китае это, по всей видимости, не так. Профессор политической философии Университета Цинхуа Даниел Белл утверждает, что коммунистическая партия «недемократическими методами» добивается народного признания. Партия обладает «легитимностью производительности», поскольку под ее руководством на протяжении последних трех десятилетий жизненный уровень населения растет. А оттого что партия является «политической меритократией», позволяя одаренным расти и занимать высшие посты, китайцы признают за ней право на управление страной. «Китайцы более озабочены тем, чтобы иметь высококлассных политиков, нежели самой выборной процедурой», — объясняет Белл. И нужна ли китайцам в принципе свобода западного образца? Порой можно слышать, что китайцы, не связанные бюрократией и многочисленными правилами, принятыми в развитых странах, на деле пользуются гораздо большей личной экономической свободой, чем мы, даже если они и не могут выбирать правительство.

По мнению некоторых, формы политического управления в Китае всегда оставались примерно одинаковыми, и таковыми они будут всегда. В 1957 году Карл Виттфогель, историк, эмигрировавший из нацистской Германии, назвал древний Китай «гидравлической империей». Это означает, что во времена империи формирование государства находилось в прямой зависимости от воды, значение которой в экономике было первостепенным. Засушливый климат Северного Китая требовал проведения колоссальных ирригационных работ — строительства каналов и дамб и рекрутирования для этого населения, без чего невозможно было обеспечить необходимый для страны уровень производства сельскохозяйственной продукции. Эти ирригационные работы были столь грандиозны, что могли быть осуществлены только правителями, порабощавшими крестьян и заставлявшими население работать на нужды государства. Эту систему подневольного труда можно было эффективно координировать только путем действенной бюрократии. А действенная бюрократия, в свою очередь, позволяла правителям в зачатке подавлять любые независимые гражданские институты, такие как профессиональные объединения и купеческие гильдии, которые потенциально могли бы стать угрозой для их личной власти.

Виттфогель, бывший яростным противником коммунизма и писавший свой труд на пике «холодной войны», отмечал сходство между древними гидравлическими империями и бюрократическим тоталитаризмом современных ему Китая и России. «Подобно тигру, источник власти должен обладать физическими средствами для уничтожения своих жертв, — пишет он. — И сельскохозяйственно-административный деспот в высшей степени обладает такими средствами. Он осуществляет неограниченный контроль над армией, полицией и секретными службами; к его услугам — тюремщики, истязатели и палачи и все необходимые механизмы, чтобы поймать, обезвредить и уничтожить подозреваемого». Таким образом, методы императоров прошлого и современных автократов были на редкость похожи; и те и другие были представителями, по терминологии Виттфогеля, «восточного деспотизма». Соответственно маоистская компартия, несмотря на все свои современные внешние атрибуты, была, как считал Виттфогель, не более чем позднейшей правившей Китаем императорской династией.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 4
Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 4

Четвертое, расширенное и дополненное издание культовой книги выдающегося русского историка Андрея Фурсова — взгляд на Россию сквозь призму тех катаклизмов 2020–2021 годов, что происходит в мире, и, в то же время — русский взгляд на мир. «Холодный восточный ветер» — это символ здоровой силы, необходимой для уничтожения грязи и гнили, скопившейся, как в мире, так и в России и в мире за последние годы. Нет никаких сомнений, что этот ветер может придти только с Востока — больше ему взяться неоткуда.Нарастающие массовые протесты на постсоветском пространстве — от Хабаровска до Беларуси, обусловленные экономическими, социо-демографическими, культурно-психологическими и иными факторами, требуют серьёзной модификации алгоритма поведения властных элит. Новая эпоха потребует новую элиту — не факт, что она будет лучше; факт, однако, в том, что постсоветика своё отработала. Сможет ли она нырнуть в котёл исторических возможностей и вынырнуть «добрым молодцем» или произойдёт «бух в котёл, и там сварился» — вопрос открытый. Любой ответ на него принесёт всем нам много-много непокою. Ответ во многом зависит от нас, от того, насколько народ и власть будут едины и готовы в едином порыве рвануть вперёд, «гремя огнём, сверкая блеском стали».

Андрей Ильич Фурсов

Публицистика
Свой — чужой
Свой — чужой

Сотрудника уголовного розыска Валерия Штукина внедряют в структуру бывшего криминального авторитета, а ныне крупного бизнесмена Юнгерова. Тот, в свою очередь, направляет на работу в милицию Егора Якушева, парня, которого воспитал, как сына. С этого момента судьбы двух молодых людей начинают стягиваться в тугой узел, развязать который практически невозможно…Для Штукина юнгеровская система постепенно становится более своей, чем родная милицейская…Егор Якушев успешно служит в уголовном розыске.Однако между молодыми людьми вспыхивает конфликт…* * *«Со времени написания романа "Свой — Чужой" минуло полтора десятка лет. За эти годы изменилось очень многое — и в стране, и в мире, и в нас самих. Тем не менее этот роман нельзя назвать устаревшим. Конечно, само Время, в котором разворачиваются события, уже можно отнести к ушедшей натуре, но не оно было первой производной творческого замысла. Эти романы прежде всего о людях, о человеческих взаимоотношениях и нравственном выборе."Свой — Чужой" — это история про то, как заканчивается история "Бандитского Петербурга". Это время умирания недолгой (и слава Богу!) эпохи, когда правили бал главари ОПГ и те сотрудники милиции, которые мало чем от этих главарей отличались. Это история о столкновении двух идеологий, о том, как трудно порой отличить "своих" от "чужих", о том, что в нашей национальной ментальности свой или чужой подчас важнее, чем правда-неправда.А еще "Свой — Чужой" — это печальный роман о невероятном, "арктическом" одиночестве».Андрей Константинов

Александр Андреевич Проханов , Андрей Константинов , Евгений Александрович Вышенков

Криминальный детектив / Публицистика