Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

И в Белом движении, и в эмиграции, и в прежней истории России, и просто сейчас в быту, внутри и вне России, можно наблюдать людей нерусского происхождения, и в то же время, – горячих и искренних русских патриотов. Не надо нам их отталкивать; наоборот, разумно и гуманно было бы их всячески к нашему общему делу привлекать!

Тем более, что сейчас быть русским совсем ведь и не выгодно. Так что нет оснований сомневаться в правдивости тех, кто себя русскими объявляет.

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Трибуна читателя», 8 сентября 1984, № 1780, с. 2.

Дилетантская топонимика

«Русская Жизнь», в номере от 23 мая 1996 г., опубликовала (впрочем, перепечатав из «Известий») статью В. Филиппова под курьезным заглавием: «Куда исчезли древляне и кривичи или почему вологодский говор в переводе на санскрит не нуждается».

Она открывается следующим анекдотом: «Профессор из Индии, приехавший в Вологду и не знавший русского языка, через неделю отказался от переводчика: "Я и сам достаточно понимаю вологжан, – заявил он, – поскольку они говорят на испорченном санскрите"». Если эта история основана на фактах, у нее может быть только одно объяснение: индус уже раннее знал русский язык. Никакому гению выучить чужой язык за неделю недоступно!

Можно сделать несколько предположений. Готовясь к поездке, он заранее (что и очень благоразумно!) наш язык выучил. Если целиком, или главным образом, по книгам, то вполне и понятно, что ему сперва оказалось трудно понимать живую речь; но за неделю он с нею освоился.

Возможны и другие комбинации. Принимая во внимание широту русского рассеяния, у «профессора» могла быть русская мать или русская бабушка, или, по крайней мере, русские друзья из числа эмиграции, что и позволило ему по-русски научиться, – а уж там он, по своим соображениям, это сперва скрывал. Да и соображения можно угадать: он подозревал, что его станут обманывать (практика, весьма принятая в СССР с интуристами), и хотел проверить честность переводов.

Фраза же об «испорченном санскрите» отражает его презрение к предполагаемой невежественности современников. Что она на деле простирается вплоть до редакции «Известий», – это уже грустно наблюдать! Санскрит, действительно, в родстве с русским языком (как и арийские языки современной Индии), но родство это отнюдь не близкое.

Допустим, по сходству между славянскими языками, славяне различных национальностей могут, – не целиком, не без труда, – кое-как понимать друг друга. Но объясниться, скажем, с латышами и литовцами для русского совершенно немыслимо; а именно их языки суть наиболее близкие к нашему (куда ближе, чем санскрит!). Кстати, чтобы услышать индийский диалект нет нужды далеко ехать: довольно побеседовать с цыганами, язык которых как раз и есть один из вариантов арийского языка Индии.

Далее приводятся откровения «вологодского этнографа Светланы Жарниковой», поразительные по своей нелепости: «У нынешних индийцев и славян была одна прародина и один праязык – санскрит». Прародина, верно, была одна. Хотя отнюдь не в районе Вологды, как она считает, а или в области Памира, или в Южной России. Но на санскрите никакие предки славян никогда не разговаривали. О санскрите в Индии можно говорить лишь с эпохи III века до Рождества Христова, даже если ведические тексты можно относить к несколько более ранней эпохе.

Кстати, балтийские языки, упомянутые выше, в особенности литовский, представляют собою формы значительно более древние, чем отраженные в санскрите, по звуковой и грамматической структуре. А распад индоевропейской общности, как признает все же и сама Жарникова, датируется 3-4-м тысячелетием до нашей эры.

Совсем уж ересь изрекает сия дама, хотя она и «кандидат исторических наук» утверждая, по поводу «названий наших рек»: «А сохраниться такие названия могут только в том случае, – и это уже закон, – если сохраняется народ, который дал эти названия. А если он исчезает, то и названия меняются».

Напротив, названия рек, по научной терминологии гидронимы, очень часто сохраняют язык прежних обитателей того или иного региона; так и в России. Мста и Юг восходят к финским языкам; первое имя означает «черная», второе – просто «река».

Относительно поминаемых Жарниковой Сухоны и Двины, Сухона несомненно связана с русским словом «сухой» (отнюдь же не означает «легко преодолимая»!), а о происхождении названия Двины есть много спорных мнений; иные его связывают со скандинавским dvina «слабеть», «исчезать», другие и с санскритским dhavate «течь» (но не во смысле «двойная»).

Во всяком случае, абсолютно несостоятельно мнение, будто «подавляющее большинство названий наших рек можно без коверканья языка просто переводить с санскрита». В целом, уровень лингвистических познании г-жи Жарниковой близок ко средневековому, и уж никак не соответствует современному.