…В течение нескольких лет я работал над словарем одного азиатского языка. Переговоры с издательством в стране далеко за морем привели к обещанию, что моя работа будет издана, как только я ее закончу. Я трудился со страстью, ради самого дела, но передо мной все время стоял заманчивый мираж большой суммы, которую я должен был получить, и некоторого признания в научном мире, которое опубликование моего сочинения должно было принести. Внезапно все рухнуло, как карточный домик. Там, за океаном произошли какие-то политические и экономические изменения. Мое издательство переменило планы, а с другими и вовсе ничего не выходило. Формального контракта у меня не было, и значит, вся работа просто шла насмарку. До того много месяцев я жил тем, что мне удалось сберечь прежде, и случайным литературным трудом; но у меня были горизонты впереди. Теперь не оставалось ничего. К тому же, в бразильской газете, в которой я регулярно писал, умер редактор, а его преемник прислал мне краткое официальное извещение, что, не будучи согласен с моими взглядами, не видит возможности моего дальнейшего сотрудничества в своем органе. В материальном отношении это у меня окончательно выбивало почву из-под ног. Кроме того, русское издательство, в котором я работал, приближалось к краху. Как эфемерны вообще все русские начинания за границей, неизбежно зависящие от иностранцев. В субсидиях, необходимых для продолжения дела, нам отказывали. Перспектива остаться без заработка – одна из самых невеселых какие выпадают в эмигрантском существовании. Оставались мои ежедневные заботы о мелком приработке, о грошовых ежедневных расходах и о расплате со срочными долгами. Об академической степени и возможностях, о которых я когда-то мечтал, я теперь и думать забыл…
…По своей природе я чужд снобизму и склонен всех попадающихся мне людей расценивать только с точки зрения того, насколько они интересны и симпатичны…
…Я почти не пью вообще, но таков уж склад моего организма – в случаях, когда отказываться неудобно, могу выпить невероятно много, совершенно не хмелея и сохраняя абсолютную ясность сознания…
…Приходить раньше времени, даже на деловые свидания с мужчинами, вообще моя слабость…
…Политическая работа, как это типично в русской эмигрантской среде, идет толчками, то затихая, то оживляясь. Выдался момент прилива: подготовлялся выпуск журнала, где я должен был участвовать и на меня свалилась масса дел. Однажды я просидел до полуночи в типографии, после того, как днем надо было мотаться по всему городу, собирая материал у запоздавших сотрудников…
…Среди людей, активно участвующих в политической работе, молодых и энергичных не так много. Среди кого мы вращаемся на наших политических собраниях? Вокруг нас старики, почти сплошь одинокие и бездетные, близкие уже к кончине, но полные еще честолюбия и желаний…
…Самое тяжелое в политической деятельности в эмиграции – это то, что невольно задеваешь самолюбия, честолюбия, а иногда и материальные интересы других людей. По чистой совести, у меня не было никаких своекорыстных мотивов и, самое худшее, в чем меня можно было обвинить, это в чересчур прямолинейном энтузиазме. Но врагов я себе нажил великое множество. Попытка откровенно объясниться ни к чему не привела – передо мной была стена. С одними из моих друзей у меня наступило охлаждение из-за разных, часто вздорных причин. Во многих случаях это была совершенно не моя вина, в других это был результат тоски и растущей нервности, не способствующих улучшению характера. В тот момент, в негодовании, я дал себе клятву не появляться больше ни на одном собрании, вышел из всех организаций, где состоял и решил отныне ничем не участвовать в какой бы то ни было общественной деятельности…
…Какая это странная вещь – политическая работа. Словно бросаешь семена на волю ветра. Думаешь, что никто не заметил когда-то написанную статью, а потом вдруг наталкиваешься на человека, которому она понравилась и который тебя встречает как старого друга, едва успеешь ему назвать свое имя…
…Некоторая известность в литературном мире, признание в политических кругах, знакомство с почтенными людьми – все то, к чему я был, может быть, равнодушен, но оно было результатом моей службы монархическому делу…
…В этот период моя жизнь, как тростинка, поломалась надвое. Много лет я любил одну девушку, и любовь к ней заслонила для меня все. Может быть, у меня никогда не было шансов добиться ее руки, но надежда упорно держалась в моем сердце. Мы даже составляли планы уехать все вместе из Франции, и я рассчитывал, что путешествие и новая жизнь могли бы сильно сблизить меня с ней и ее родителями. И вдруг между нами наступил полный разрыв, и все мои усилия исправить дело ни к чему не привели, разве что к тому, чтобы создать еще более непоправимое положение. Я говорил себе, что я уже слишком стар, чтобы думать о любви, что я никогда в жизни не имел успеха у женщин и что не теперь мне на него надеяться. У меня, по правде сказать, личной жизни почти нет, она вся сплетается с политической борьбой…»