Описание мигрантов как белых, в устах индейцев, имеющих здесь темно-бронзовую кожу, и как гигантов, тогда как перуанцы как правило низкорослы, вполне подошло бы к полинезийцам. Жаль, что Вайсбард не уточняет, – очевидно, не найдя у Гутьерреса, – каково было число этих чужестранцев? Надо предполагать, что незначительное; иначе они не могли бы так скоро раствориться на новой почве. Не говорят источники и об их составе, в том смысле, были ли среди них женщины, и много ли? Если не было (на что есть некоторые намеки у летописца), то их быстрое исчезновение в качестве особого племени более понятно.
Хотя, с другой стороны, полинезийцы женщин с собою обычно брали, пускаясь в подобные экспедиции. Но если это были беженцы от какого-то политического переворота или вражеского вторжения, – могло случиться и иначе.
В случае, что мы примем эти материалы всерьез, можно считать контакты Океании с прибрежием Нового Света установленными. Носившими, впрочем, видимо эпизодический и более или менее одиночный характер, и не приведшими ко сколько-нибудь прочным последствиям.
P. Vidal-Naquet, «L’Atlantide» (Paris, 2005)[785]
Автор весьма решительно считает, что никакой Атлантиды никогда не существовало: упоминание о ней у Платона носит аллегорический характер и относится к истории Афин. Однако он подробно разбирает множество гипотез от древности до наших дней касательно утонувшего острова (или даже целого материка), который исследователи помещали в самых разных местах земного шара. Размеры и положение исчезнувшей страны варьировали от маленького островка Санторин на Средиземном море до острова Гельголанд на севере и целого континента между Европой и Америкой.
Книга снабжена очень обширной библиографией. Удивляет отсутствие в ней упоминания о книге А. Брагина «L’enigme de l’Atlantide»[786] изданной в Париже в 1952 году (автор ее – сторонник гипотезы о близости затопленного острова к берегам центральной Америки). Список художественных произведений на тему об Атлантиде тем более не полон. Из французских авторов он называет только Пьера Бенуа[787], вскользь упоминая, что были и другие. Он не называет роман Андре Лори[788], странным образом совсем забытого во Франции. Как, впрочем, забыты и Луи Жаколио[789] и Луи Буссенар, – увлекательные сочинения которых мы, в русском переводе, с жадностью читали когда-то на родине. Не упоминает он и Конан Дойля, роман которого в русских переводах назывался то «Глубина Маракота», то «Маракотова бездна». Тем более нет упоминания об обширной поэме Голохвастова[790] «Гибель Атлантиды» и о пьесе Брюсова «Республика Южного Креста». Впрочем, русские источники Видалю-Наке видимо вообще не доступны. Даже о Блаватской он явным образом имеет только очень смутное представление.
Летающий топор
Уже известный нашим читателям английский лингвист Дэвид Кристал, в солидном исследовании «The Stories of English»[791] (Лондон, 2004), нашел в старинной хронике, датирующейся 1031 годом, упоминание о метательном топоре, названном там taper-axe. Он приходит к заключению, что речь идет о заимствовании, через скандинавских викингов, из славянского слова топор. В английском языке слово не удержалось, так что оно представляет интерес только с точки зрения исторической лингвистики. Но вот в языке папуасов бонгу на Новой Гвинее мы то же слово находим, в той же форме, и с тем же значением, что и по-русски: topor.
Оно выглядит вполне как местное. Даже этимологию можно бы подобрать: например, по-малайски tapal значит «ковать». Но на самом деле его происхождение иное. Именно в тех местах жил знаменитый путешественник Миклухо-Маклай[792]. И, без сомнения, он научил туземцев пользоваться данным орудием труда, которого они до него не знали.
Вот какие причудливые судьбы бывают у иных слов! Для них ни расстояние, ни расовые различия роли не играют.
Pro domo sua
Конечно, я польщен и тронут похвалами, которыми меня осыпает, в № 2543–2544 «Нашей Страны», Валентин Васильевич Зарубин[793]. Но: «Amicus Plato, sed magis arnica veritas»[794]. Должен сделать некоторые поправки и уточнения.
Фразу: «Трудно выучить первых 17 языков, а потом уже легче», приписывали, в годы, когда я учился в ЛГУ, заведующему кафедрой романо-германских языков, Владимиру Федоровичу Шишмареву. Возможно, что я кому-нибудь в шутку (и потому, с улыбкой) повторил эти слова; но присваивать себе их авторство выглядело бы, на мой взгляд, не совсем корректно.