Читаем Мифы, предания и сказки фиджийцев полностью

В прежние времена на Вити-леву жило множество людей. Они не знали вражды, и на всем острове был только мир. Но вот на Фиджи приплыли чужеземцы. И они научили фиджийцев делу войны. Людей же тогда еще не ели.

Однажды, когда после битвы один поселок был предан огню, этот огонь опалил лежавшие там тела погибших. И запах горелого мяса достиг великого вождя. Он приказал своим людям поскорее убрать смердящие тела прочь. Когда они принялись за дело, один из них обжег себе палец — и, конечно, стал его сосать, чтобы умерить боль. Новый вкус понравился ему, и он потихоньку попробовал немного человечьего мяса. И это ему тоже понравилось; тогда он рассказал обо всем своим. С тех пор и пошел обычай есть человечье мясо.

<p><strong>19. [Как фиджийцы стали людоедами]</strong></p>

(№ 19. [23], конец XIX — начало XX в., о-в Вити-леву, с англ.

Рассказ записан А. Брустером в явусе мбоу-мбузо, члены которой живут в горных районах центра Вити-леву.)

Когда-то, в прежнее время, мир был на этой земле. Мы почитали духов и никогда не воевали друг с другом. Но потом великое горе пришло на Фиджи: ничего не родилось на этой несчастной земле. И люди стали есть листья и кору деревьев. Больше же ничего не было.

И вот в это ужасное время встретились в зарослях деревьев двое несчастных, голодных людей. Один из них сказал:

— Что ты делаешь здесь?

Второй отвечал ему:

— Ищу хоть чего-нибудь поесть. Я уже едва хожу, и голод терзает меня безмерно.

И тогда первый сказал:

— И меня. Раз так, делать нечего, убей меня и съешь.

Тот отказался, но едва представилась возможность, схватил палицу и поразил своего спутника — а на самом деле он все время только этого и ждал.

Так он узнал, что человечье мясо недурно на вкус, и пошел к своим и рассказал им об этом. И тогда они тоже попробовали человечины, и им она понравилась. Так завелся у них этот обычай. Сначала они скрывали свою новую страсть и убивали только женщин и детей из соседних поселков. Тогда и появилась нужда строить укрепления, обносить поселки валом. А уж потом пошли войны и за ними — настоящее людоедство.

<p><strong>20. [Почему на Фиджи татуировка у женщин, а на Тонга у мужчин]</strong></p>

(№ 20. [23], конец XIX — начало XX в., о-в Вити-леву, с англ.

Похожие рассказы имеются в западнополинезийском фольклоре, ср. у самоанцев [12, № 44-46]. О татуировке у фиджийцев см. Вступительную статью, с. 35-36.)

В старые времена властитель Тонга отправил на Фиджи несколько своих людей: им надлежало узнать, правда ли — а такое доносили великому вождю, — что на Фиджи татуируют именно женщин.

И вот посланные достигли островка Онгеа, что на востоке Фиджи, и стали там расспрашивать местного жителя. Долго не могли втолковать ему, что им нужно, и все повторяли одно слово, "нгиа", что значит "татуировка".

Наконец фиджиец понял их и ответил:

— Нгиа на алева. Татуировка — женщине.

А тонганцам был дан приказ допросить первого встречного. Так они и сделали. И едва получили ответ, как пустились в обратный путь. А чтобы запомнить ответ, все время твердили его вслух. Так было, пока они шли вдоль берега, в спокойных водах; когда же они вышли в пролив, волны стали сильнее, и пришлось им думать о своей лодке, а не о тех словах. Вот тогда-то они и перестали повторять их. Когда же спохватились, стали вспоминать слова и кто-то сказал:

— Нгиа на тангаие. Татуировка — мужчине.

А ведь надо было сказать "нгиа на алева", что значит "татуировка — женщине".

Но никто не заметил ошибки, и так они достигли берегов Тонга. Там сказали все вождю, и он воскликнул:

— О, значит не женщинам, а мужчинам надлежит носить татуировку! Что ж, тогда я сейчас же сделаю себе ее.

С тех пор и пошло, что на Фиджи татуируют женщин, а на Тонга мужчин. И еще с тех пор морской проход у берегов Онгеа называется Нгиа-на-тангане.

А первой женщиной на Фиджи, что сделала татуировку, была дочь великого Нденгеи, благородная госпожа Вила-и-васа[55].

<p><strong>21. Откуда пошли обряды нанга</strong></p>

( № 21. [23], конец XIX — начало XX в., о-в Вити-леву, с англ.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сказки и мифы народов Востока

Похожие книги

Страшные немецкие сказки
Страшные немецкие сказки

Сказка, несомненно, самый загадочный литературный жанр. Тайну ее происхождения пытались раскрыть мифологи и фольклористы, философы и лингвисты, этнографы и психоаналитики. Практически каждый из них был убежден в том, что «сказка — ложь», каждый следовал заранее выработанной концепции и вольно или невольно взирал свысока на тех, кто рассказывает сказки, и особенно на тех, кто в них верит.В предлагаемой читателю книге уделено внимание самым ужасным персонажам и самым кровавым сценам сказочного мира. За основу взяты страшные сказки братьев Гримм — те самые, из-за которых «родители не хотели давать в руки детям» их сборник, — а также отдельные средневековые легенды и несколько сказок Гауфа и Гофмана. Герои книги — красноглазая ведьма, зубастая госпожа Холле, старушонка с прутиком, убийца девушек, Румпельштильцхен, Песочный человек, пестрый флейтист, лесные духи, ночные демоны, черная принцесса и др. Отрешившись от постулата о ложности сказки, автор стремится понять, жили ли когда-нибудь на земле названные существа, а если нет — кто именно стоял за их образами.

Александр Владимирович Волков

Литературоведение / Народные сказки / Научпоп / Образование и наука / Народные
Исторические корни волшебной сказки
Исторические корни волшебной сказки

Владимир Яковлевич Пропп — известный отечественный филолог, предвосхитивший в книге «Исторические корни волшебной сказки» всемирно известного «Тысячеликого героя» Джозефа Кэмпбелла. Эта фундаментальная работа В. Я. Проппа посвящена анализу русской и мировой волшебной сказки. В ней рассматриваются истоки происхождения сказки как особого вида и строения текста. Выводы, сделанные Проппом, будут интересны не только ученым, но и копирайтерам (как составить текст, чтобы им зачитывались), маркетологам (как создать увлекательный миф бренда), психологам (какие сказки повлияли на жизнь клиента), а также представителям других профессий, которых еще не существовало в период создания этой уникальной книги.

Владимир Пропп , Владимир Яковлевич Пропп

Культурология / Народные сказки / Языкознание / Образование и наука
Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки
Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки

Владимир Яковлевич Пропп – выдающийся отечественный филолог, профессор Ленинградского университета. Один из основоположников структурно-типологического подхода в фольклористике, в дальнейшем получившего широкое применение в литературоведении. Труды В. Я. Проппа по изучению фольклора («Морфология сказки», «Исторические корни волшебной сказки», «Русский героический эпос», «Русские аграрные праздники») вошли в золотой фонд мировой науки ХХ века.В книгах, посвященных волшебной сказке, В. Я. Пропп отказывается от традиционных подходов к изучению явлений устного народного творчества и обращается сначала к анализу структурных элементов жанра, а затем к его истокам, устанавливая типологическое сходство между волшебной сказкой и обрядами инициации. Как писал сам ученый, «"Морфология" и "Исторические корни" представляют собой как бы две части или два тома одного большого труда. Второй прямо вытекает из первого, первый есть предпосылка второго. <…> Я по возможности строго методически и последовательно перехожу от научного описания явлений и фактов к объяснению их исторических причин». Во многом опередив свое время, работы В. Я. Проппа стали классикой гуманитарных исследований и до сих пор не утратили своей актуальности.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Владимир Яковлевич Пропп

Народные сказки / Учебная и научная литература / Образование и наука