Мифы «устойчивого развития»

Ценности, вышедшие на передний план после 1991 года, сближают ее с США, а культивирование ряда ценностей советского и досоветского периодов — с „европейской мечтой". Так, в российском менталитете от этих прошлых исторических эпох сохраняется влияние ценностей универсализма (в советское время — интернационализма) и коллективизма»²³ (курс. — Авт.).

В приведенном нами фрагменте есть с чем поспорить. Например, с тем, что «христианская эсхатология» сложилась в эпоху Модерна. В чистом виде она на самом деле является продуктом Средних веков, а в сложившейся в США форме «христианского сионизма» («диспенсациализма»), о котором мы еще будем говорить (§ 5.3; § 6.7), вообще опирается на ветхозаветный фундамент, что также исключает ее принадлежность к Модерну. Важнее другое: все более явное взаимное переплетение европейских и американских ценностей, осуществляемое на постмодернистской основе. Ибо универсализм, «устойчивое развитие», мягкая сила (сетевые центры управления «цветными», в том числе арабскими революциями), «приоритет качества жизни», почему-то противопоставленный «материальному достатку», также характерны для США, как и для Европы. А что уж говорить об обратном влиянии на Европу американских ценностей с помощью новых членов ЕС! Таким образом, правильнее будет говорить о едином, постоянно прогрессирующем постмодернизме Запада, обращенном против застрявшей в Модерне или около него России, и это в условиях перемещения центра этого Модерна, как верно указывает С. Е. Кургинян, на Восток, где «много бедного, молодого, дисциплинированного населения»²⁴.

В этих условиях все разговоры о присоединении нашей страны к Западу равнозначны включению ее в Постмодерн, места в котором России нет, а если и есть, то лишь в качестве обслуживающего персонала экспортной трубы, численность которого — самое главное — должна поддерживаться на минимально достаточном уровне. Поэтому не общее нужно искать с этим Постмодерном, а особенное, позволяющее России обойти и избежать его, продлив собственную проектность.

Пока у нас в стране ведутся дискуссии о том, является ли проектный генезис цивилизаций выдумкой или реальностью, на Западе проектное противостояние уже давно поставлено в центр всей геостратегии. В своей нашумевшей книге «Столкновение цивилизаций» («The Crush of Civilizations») известный американский политолог С. П. Хантингтон, отличавшийся достаточной близостью к центрам принятия решений в западной интеллектуальной и политической элите, утверждал, что цивилизационная конкуренция протекает в форме «войны цивилизаций». Получает она или нет поддержку в научной среде — отдельный вопрос. Но создается устойчивое впечатление, что в практической политике Запад, и США в особенности, именно этим подходом и руководствуется.

Его и у нас подхватили и разнесли, не вникнув до конца в смысл. Цитируя вдоль и поперек Хантингтона порой только для того, чтобы оправдать обращение к цивилизационному подходу, особенно его противопоставление привычному классовому методу анализа, многие ученые начинают забывать о том, что основной целью этого исследователя являлась не столько дискредитация марксизма, сколько обоснование легитимности западной проектной экспансии. Главное у Хантингтона — не факт борьбы, а кто с кем борется. Знаменитая формула «The West and the Rest» означает «Запад и все остальные», то есть Запад против всех остальных. В своем последнем, эсхатологическом смысле эта формула сливается с концепцией «конца истории» Ф. Фукуямы. Ибо описываемая им вселенская победа Запада означает завершение конкуренции и объединение человечества — отнюдь не добровольное, жестко контролируемое и управляемое. Поэтому можно до хрипоты спорить о том, нравится или нет межцивилизационное объединение нашим прозападным интеллектуалам, но сути дела это не меняет. Чтобы о таком объединении поставить вопрос, нужно обладать альтернативной Западу проектностью. Причем не модернистской и не постмодернистской, а иной. Актуальность проекта «Сверхмодерн», о котором говорит С. Е. Кургинян*, — можно и нужно обсуждать. Это — серьезнейшая концепция, в отличие от попыток любой ценой втащить Россию в Запад «хоть чучелом, хоть тушкой», в которых нет ничего, кроме эсхатологии «конца истории», помноженной на стремление обеспечить благополучие элитарного меньшинства — «продвинутого» и не очень.

Итак, главное противоречие между двумя школами цивилизационных исследований заключено в отношении к проектности цивилизаций, то есть наличия у них цельного мировидения, затрагивающего как прошлое и настоящее, так и будущее. Материалистическая школа утверждает проектную монополию Запада, отказывая в будущем незападным империям, по В. В. Аверьянову «частным глобализациям», и возводя в абсолют их интеграцию под эгидой Запада в единую, единственную и универсальную либеральную «новоимперскую» глобализацию. Культурно-историческая школа демонстрирует подчеркнутый плюрализм и оставляет место разным