Мифы. Великолепный МИФ [сборник Литрес]

Проблема в том, что ты не единственный источник информации для ребенка. Друзья, школа и другие взрослые высказывают иные мнения, со многими из которых ты не согласен. Это означает, что, если твой ребенок добьется успеха, ты никак не узнаешь, случилось ли это благодаря твоему влиянию или же вопреки ему. С другой стороны, если ребенок свернул на кривую дорожку, тебя будет мучить вопрос, можно ли было что-то еще сказать, сделать или поступить как-то иначе, что могло бы спасти ситуацию до того, как она станет безнадежной.

Его рука слегка сжала мое плечо, хотя вряд ли он сделал это сознательно.

– Лично я не был особенно хорошим родителем… и мне нравится думать, что таких, как я, большинство. Я мало общался со своими детьми. Бизнес всегда был хорошей отмазкой, но правда заключалась в том, что я был рад, насколько это возможно, спихнуть их воспитание на кого-то другого. Теперь я понимаю: я делал это потому, что боялся, что если попытаюсь делать это сам, то в своем невежестве и неуверенности допущу какую-нибудь ужасную ошибку. Конечный результат был таков: одни дети выросли порядочными людьми, а другие… скажем так, не очень. Единственное, что у меня осталось, – это мучительное чувство, что я мог бы быть лучшим отцом. Что я имел возможность и должен был дать им больше, чем дал.

Он отпустил мои плечи и встал.

– Что приводит нас к разговору о тебе.

Я не знал, досадовать ли мне из-за того, что он переключил внимание на меня, или радоваться тому, что он вновь принялся расхаживать туда-сюда.

– Я никогда сознательно не думал о тебе как о сыне, но, оглядываясь назад, я понимаю: во многом то, как я относился к тебе, было вызвано моим подспудным чувством вины за профуканное отцовство. В твоем лице у меня появился еще один шанс сформировать кого-то… давать важные советы, которые, как мне казалось, я должен был дать своим детям. Если временами я слишком остро реагирую, когда дела идут вкривь и вкось, то это лишь потому, что глубоко внутри я воспринимаю это как личную неудачу. Я имею в виду, это был мой второй шанс. Возможность показать, сколь многому я научился на своих предыдущих неудачах, и знаешь что? Теперь, когда я прилагаю к этому все усилия и делаю все возможное, дела по-прежнему идут наперекосяк!

Это ничуть не улучшило моего настроения. В придачу ко всему остальному теперь у меня возникло отчетливое ощущение, что я неким образом подвел Ааза.

– Я не думаю, что это твоя вина, Ааз. Я имею в виду, ты очень старался и был более терпелив со мной, чем кто-либо в моей жизни. Никто не способен научить другого всему необходимому, даже если он помнит, чему именно следует учить. У меня есть определенная точка насыщения, достигнув которой я не усвою ничего нового, пока не переварю то, чему научился. Но даже в этом случае я должен быть честным и сказать, что есть некоторые вещи, в которые я не верю, независимо от того, как часто ты мне о них говоришь. Мне просто нужно это выяснить самому. Мастер не должен пенять на свое мастерство, если работает с бракованным материалом.

– Я тоже так думал, – кивнул Ааз. – Я не могу продолжать винить себя за все. С твоей стороны весьма проницательно, что ты понял это в твоем возрасте… не проходя через то, через что довелось пройти мне.

– Несложно догадаться, что я дурак, – с горечью сказал я. – Я знал это с самого начала.

Внезапно я почувствовал, что поднимаюсь в воздух. Я посмотрел мимо руки Ааза, вцепившейся в воротник моей рубашки, вдоль всей длины его руки и в его желтые глаза.

– Неверный вывод! – прорычал он, становясь похожим на себя прежнего. – Тебе следует усвоить то, что ты не тупой. Это не так, и если ты слушал внимательно, я только что похвалил тебя по этому поводу.

– Тогда что… – выдавил я тем малым запасом воздуха, который еще оставался в моих легких.

– Дело в том, что то, что произошло в прошлом, не моя вина, как и то, что происходит сейчас, не твоя!

– А-а-а… э-э-э… – моментально последовало мое опровержение.

– Ладно! Извини.

Мои ноги коснулись пола, и воздух хлынул обратно в легкие.

– Все, что может сделать родитель, любой родитель, – это приложить максимум усилий, независимо от того, прав он или неправ, – продолжил Ааз, как будто его никто не прерывал. – Конечный результат зависит от стольких переменных, что ни один человек не может взять на себя всю полноту ответственности, винить себя или хвалить за то, что происходит. Мне важно помнить об этом, общаясь с тобой… а тебе важно помнить об этом, общаясь с Марки. Это не твоя вина!

– Не моя?

– Верно. В нас обоих сильны отцовские черты, хотя я не знаю, откуда они у тебя, но максимум, что мы можем сделать, – это приложить максимум усилий. Мы должны помнить, что нельзя взваливать на себя вину за то, что делают другие люди… например, Тананда.

Это вновь меня отрезвило.

– Ты в курсе, да?

– Да. Она велела мне попрощаться с тобой, если не увидит тебя, но, думаю, ты уже знаешь.

Я просто кивнул, не в силах говорить.