Миг бесконечности 2. Бесконечность любви, бесконечность печали... Книга 2

— Пока не получилось, — Катя попыталась вселить в него надежду, хотя прекрасно понимала, что шансов мало. О том, как работает в Германии ювенальная юстиция, она знала получше Вадима. Оксана не раз предупреждала, что лучше не попадать в поле зрения этой службы: в якобы благих целях могут запросто забрать ребенка, передать в неведомую приемную семью, а мать выдворить из страны. Судиться и что-то доказывать можно годами, и не факт, что из этого что-то выйдет. — Я уверена, что рано или поздно у тебя получится его разыскать.

— Вот именно, поздно… Чем больше проходит времени, тем сильнее опасения, что мне его никогда не вернуть. Ему уже пятнадцать, пройдет еще несколько лет… Что я ему скажу, когда он спросит, где я был в момент его рождения? Где я был все эти годы? Все объяснения бессмысленны… Мой сын — и не мой. Мне бы только знать, что мальчик попал в хорошую семью, что его любят… Хорошо, что сдержался и не рассказал маме. Она бы этого не вынесла. Внуки — ее самая большая мечта… — Вадим закончил рассказ с глубокой печалью в глазах.

Катя положила голову ему на плечо. С такой сильной болью по потерянному ребенку со стороны мужчины она столкнулась впервые. Как и впервые видела Вадима в таком состоянии: он едва не плакал… И понимала при этом, чем и как его можно утешить: признаться, что Марта его дочь. Но что дальше? Стоит ли говорить об этом сейчас, когда у него и без того столько нерешенных проблем? Дело всей жизни, которое в любой момент может закончиться полным крахом, утраченный сын — и тут она со своим признанием. Выдержит ли? Объявившийся из небытия сын, найти которого он уже отчаялся, и точно так же возникшая дочь, о которой он даже не подозревал, — не много ли для одного человека? И чем она сама лучше той же Валерии? Тем, что, родив дочь, увезла ее подальше от отца, даже не поставив его в известность?

Но речь даже не о ней и не о Марте, у которой есть мать. Не надломит ли всё вместе даже такого сильного человека, как Ладышев? Не лишит ли его уверенности в столь напряженный момент? Нет, надо еще немного подождать. Пусть сначала у него хоть что-то наладится, пусть решится вопрос с заводом, запустят конвейер — тогда она ему всё расскажет. Или все же не откладывать и сделать это прямо сейчас? Вдруг, наоборот, это придаст ему сил?

Вадим сделал над собой уже привычное усилие, выдернул сознание из своеобразной мыслительной ямы, закрыл ее, заблокировал… И тут же угодил в другую: Катя. Сегодняшние утро и день позволили ему впервые за последние месяцы почувствовать себя счастливым. Пусть этих мгновений было немного и были они кратковременными, как искорки разгоравшегося костра, но это позволило ему отрешиться от неприятностей, согрело, обнадежило. И вынырнувшая из глубины души капсула времени уже не пугала, не раздражала. Он, скорее, наблюдал с любопытством, как она, отражая солнечный свет и играя всеми цветами радуги, подплывала все ближе, ближе…

И все же что-то еще мешало ему протянуть руку, выловить, выпустить на свет то, что когда-то собственноручно упрятал в темницу. Точно так же что-то сдерживало, не позволяло произнести другие слова, которые готовы были вот-вот слететь с языка. Может быть, быстрое развитие событий тому мешало, и он оказался не готов? Столько лет убеждал себя в одном, а на деле все оказалось иначе: он не вычеркнул из своей жизни Катю. Наоборот, понял, что она поселилась в ней надолго, может быть, навсегда. А ее присутствие рядом и прикосновения ладошки вообще воспринимались как нечто само собой разумеющееся, свое, родное. Оставалось лишь сделать маленький шаг навстречу, чтобы слиться не только телом, но и душой в единое целое…

Перехватив ее ладонь, он закрыл глаза, поглаживая, обвел ею овал своего лица, наслаждаясь, наполняясь нежностью, неведомой силой…

«А вдруг это всё лишь минутный порыв? Вдруг ничего не осталось, и мы лишь обманываем друг друга? — возникшая ниоткуда мысль поразила как выстрел. — Вдруг это состояние объясняется сопереживанием, которое я вызвал в ней своим рассказом? Стоит ли торопиться, вводить в заблуждение и себя, и ее? Единственное, что я пока могу для нее сделать, — это попросить Хильду узнать, как обстоит дело с финансированием операции, нужна ли помощь. Сама ведь не признается… Зря я рассказал ей о сыне. Но отступать поздно».

— У меня есть видео с Сережей! — вдруг вспомнил он, ухватившись за эту мысль, как за спасательный круг, отпустил Катину ладошку. — Ему там лет пять-шесть. Сейчас найду… Секундочку…

Открыв телефон, он обнаружил, что на иконке почтового ящика висит цифра четыре — четыре непрочитанных письма. Накануне вечером почту он не просматривал: не до того было. Да и вряд ли что-то изменилось с утра, когда он заглядывал последний раз в почтовый ящик: писем из корпорации не было. В Минске рабочий день только начинался, а в Стране восходящего солнца уже подходила к концу рабочая неделя. Вся корреспонденция из концерна поступала до обеда. Утром в субботу ждать новостей было уже бессмысленно — выходной.

— Извини, я только почту гляну… — он открыл «ящик» и…