— А чьи они? Ну узнал этот фонд о твоей проблеме, ну оплатил. Ленты твоих друзей пестрели призывами о помощи! Обратил внимание, решил помочь. На то он и детский фонд! В чем ты пытаешься меня обвинить? В том, что ради тебя я бросил работу и переехал в это забытое богом место? Предложил выход, как оплатить третью операцию?
— Ты называешь это выходом? А что ты чувствовал, когда от моего имени отказался от помощи фонда? — перебила Катя и достала из папки распечатки писем. — Объясни, почему я не видела этот запрос из фонда?
Генрих подтянул ближе верхний лист бумаги, слегка побледнел.
— А ты хотела его видеть? — отодвинул он распечатки в сторону. — Тебя ведь всё устраивало! Ты сама ни разу не соизволила с ними списаться! Разве не так? — перешел он в наступление.
В его словах была правда. Катя действительно не связывалась с фондом, но лишь по той причине, что в этом ее убеждал Генрих! Да и не до того ей было. Сначала под наблюдением врачей донашивала беременность, после дневала и ночевала у детской кроватки: и в больнице, и после выписки. Четырехмесячный перерыв от первой до второй операции вообще остался в сознании как сон. И снова возле кроватки: в реанимации, в отделении. Кроме этих забот ни о чем другом в те месяцы она и думать не могла!
А потом он ее убедил, что надо спокойно ждать следующего этапа, не стоит кого-то беспокоить раньше времени. Он сам об этом позаботится.
— Да, ты прав. Меня многое устраивало, и в этом была моя ошибка, — с горечью согласилась она. — Но главная ошибка — что я доверяла тебе. Правильнее сказать, свято верила. Просила посидеть с Мартой, оставляла включенным ноутбук. Для чего ты установил шпионскую программу, позволяющую отслеживать мою почту, аккаунты в соцсетях?
— Докопалась… — скривился Генрих, понимая, что выкручиваться теперь бесполезно. — И в чем еще ты хочешь меня обвинить?
— Ни в чем, Генрих. Забирай вещи и уезжай. Иначе нарушишь пункт своего контракта: влетишь на штрафы, а то и вообще работу потеряешь. Тебе же сейчас три года нельзя к женщинам и близко подходить, — усмехнулась она. — Так что вперед!
— А вот здесь ты меня удивила! Я-то решил, что принципиальная Евсеева никогда не станет копаться в моем ноутбуке.
— Есть у кого поучиться.
— Ладно… Меня всё это уже не волнует, свадьбы не будет, документы я забрал. Только ты не ответила: на какие шиши собираешься Марту оперировать? Уж больно уверенной стала. Неужели настоящий папик денег пообещал? — вдруг осенило его. — Неужели Ладышев тебя простил? Выходит, не зря ездила в Минск?
— Как ты мерзок, Генрих! Как же умело ты манипулируешь фактами! Репетируешь роль ведущего ток-шоу? — съязвила она. — Браво! В лучших традициях современного телевидения! Теперь я понимаю, почему они выбрали тебя! Да, я съездила домой не зря, узнала правду. Ты подлец, Генрих!
— Подлец… — повторил он. Обида медленно, но верно переросла в гнев. Такого унижения он еще не испытывал. — Что ж тогда ты принимала помощь от подлеца? Доверяла ему ребенка, делила с ним постель… Куда исчезла твоя принципиальность? Небось и с Ладышевым успела переспать? Что ж тогда вернулась, а не с ним осталась? Не принял обратно?
— Как же ты низок, Генрих!.. Уходи! Мне неприятно даже смотреть на тебя.
— А на кого приятно? На отца Марты, который палец о палец не ударил, чтобы помочь тебе и дочери?
— Я не хочу с тобой больше разговаривать! Убирайся!
— Вот как ты заговорила? — Генрих гневно сверкнул глазами. — А вот ответь будущему телеведущему: каково это быть шлюхой? Спать ради операции дочери с одним, потом по той же причине с другим? Каково это, а? Ведь ты с ним спала, не так ли?
— Да! И это был самый счастливый день в моей жизни! Ты это хотел услышать? — Катя встала, показала рукой на прихожую и презрительно повторила. — Убирайся!
— Э, не-е-ет! — вскочив со стула, Генрих крепко схватил ее одной рукой за плечо, развернув к себе, другой с силой рванул в сторону воротник халата. — Сначала ты снова прочувствуешь, каково это быть шлюхой!..
Подъехав к дому, Оксана, как и обещала, набрала Катю, но никто не ответил. Перезвонила — снова никакого ответа. Разволновавшись, женщина посмотрела на часы: прошло около сорока минут, как уехала. По дороге она успела кратко рассказать Роберту, почему задержалась, всего на пять минут, чтобы не тратить времени утром, остановилась на заправке. Не могла же Катя так быстро уснуть! Пока закончила уборку, пока поднялась наверх… Набрав номер в третий раз, Оксана развернулась и поехала обратно: на сердце было неспокойно. Если вернулся Генрих, разговор мог закончиться непредсказуемо!
— Роберт, дорогой! — истерично запричитала она в трубку. — Я возвращаюсь! Катя не отвечает! Там что-то случилось!
Рядом с машиной Кати под навесом действительно стоял автомобиль Генриха. Припарковавшись прямо на улице, Оксана выскочила из машины, подбежала к двери, набрала код, влетела в прихожую. И сразу услышала шум борьбы и сдавленные крики из неосвещенной гостиной. На ходу сбросив туфли, она пробежала вперед, на секунду застыла и с воплем «Сволочь! Отпусти ее!» бросилась к дивану.