— Ну, здравствуйте, Екатерина Александровна, — по-деловому поздоровалась она, разве что руку не протянула.
— Здравствуйте.
Катя непроизвольно поправила очки и украдкой всмотрелась в ее лицо.
Явно за пятьдесят, слегка одутловата, толстый слой тональника, выделяющий морщины. Хорошо хоть помада не ярко-красная, иначе был бы полный абсурд! — нашла она хоть что-то говорящее в пользу женщины. — Глаза водянистые, скользкие, мутноватые. И губы тонкие, поджатые. Неприятная дама. Она ее не знает… Или не помнит… Почему же тогда голос знаком?.. Хотя… Какой-то отдаленный образ в памяти все же всплыл. Но когда виделись и по какому поводу — хоть убей, ответа нет. Пусто. Файлы то ли стерты за давностью лет, то ли надежно заархивированы.
«Так все же из прошлого дама или из настоящего? — Катя попыталась в очередной раз напрячь память. — Точно так же меня изучает, будто сканирует, — поймала она взгляд женщины. — Внаглую, не скрываясь. Фу, как неприятно, просто мороз по коже! Хочет меня смутить… Как бы не так! Не дождется!»
— Вот вы какая стали, — то ли разочарованно, то ли удовлетворенно подытожила наблюдения Балай.
Выщипанные ниточки ее бровей при этом приподнялись, на лице проступили глубокие мимические морщины, глаза сузились.
— Мы с вами знакомы? — решила уточнить Катя.
— Как знать…
«Точно где-то встречалась! — пронзило Проскурину. — Кто же она такая? Чувствует свою силу, свою власть… Одно знаю: с такими, как она, надо играть против правил, — Катя откинулась к спинке стула и, копируя поведение женщины, открыто продолжила наблюдение. — Ну давай же! Вспоминай! Ты ведь всегда гордилась своей профессиональной памятью на лица!» — скомандовала она себе.
— Несколько неожиданно, — вслух отреагировала на ее поведение Балай. — Хотя, с учетом вашей профессии, в этом нет ничего удивительного.
Есть! И вовсе не из прошлого эта женщина! Видела и слышала ее Катя совсем недавно, осенью, на Макаенка, на записи ток-шоу! Чиновница из Минздрава. Сидела в первом ряду, на диванах, а Проскурина вместе с представителями СМИ — на галерке.
Но саму передачу она, как всегда, не смотрела. Элементарно забыла, в какой день и час.
— А я вас узнала! — стараясь не выдать своих эмоций, сдержанно сообщила она. — Мы как-то записывались вместе на одной передаче по медицинской тематике. Правда, я сидела не в первом ряду.
Женщина удивленно вскинула голову, повела плечами. Судя по всему, ей явно польстило, что ее персону увязали с ТВ.
— Это телевидение — пустая трата времени! — жеманно вздохнула она. — Вы правы, я работаю в Минздраве. И у меня мало времени, так как скоро начнется важное совещание, — взглянув на часы, не преминула она подчеркнуть свою значимость и тут же снова преобразилась: холодный пронзительный взгляд, жесткость, даже, скорее, жестокость вмиг изменили ее лицо. — А потому придется начинать без вступлений и реверансов. Насколько я знаю, одиннадцать лет назад, когда еще учились на журфаке, вы работали в одной газете. Газета, к слову, давно закрылась.
— Вы имеете в виду «Городские ведомости»?
— Кажется, да. Каких только названий тогда не было, всех и не упомнишь. Чего только не печатали, что только не выдавали за сенсацию! — брезгливо поморщилась она. — Впрочем, у вас, у журналистов, это, видимо, в крови.
Тон, каким были сказаны эти слова, не вызвали у Кати ничего, кроме очередного прилива неприязни.
— Не так уж много тогда было газет, как вам кажется, — тем не менее постаралась она сохранить миролюбие. — Но с работой для студентов было полегче… Вы могли бы поскорее изложить суть дела? У меня, как и у вас, времени впритык, — напомнила она и тоже демонстративно посмотрела на часы.
Если честно, Катя уже сожалела, что согласилась на встречу. Подождала бы эта чиновница до следующей недели, никуда бы не делась.
— Так вот… Я хотела бы напомнить вам об одной статье, — продолжила Балай. — Одиннадцать лет назад. Конец лета. Громкий материал о непрофессионализме молодого хирурга, по вине которого в одной из больниц умерла молодая девушка. Вернее, о его отце — профессоре. Припоминаете? — сузив глаза, буквально просверлила она Катю ледяным взглядом. — Профессор всячески пытался обелить, выгородить сыночка. Требовал повторной экспертизы, эксгумации. И это — несмотря на заключение патологоанатомов, несмотря на чувства, на горе безвременно потерявших дочь родителей. Вы вспоминайте, вспоминайте…
«Что-то очень знакомое, — Катя автоматически включила память. — Одиннадцать лет назад… Конец лета… Четвертый, вернее, уже пятый курс. Все лето проработала в газете „Городские ведомости“, которую вскоре благополучно закрыли за какие-то нарушения. Итак… Смерть девушки, врачебная ошибка, сын профессора… Вспомнила! Конечно, вспомнила! Умершая была племянницей Марии Ивановны! Это же одна из ее первых статей! Как же была фамилия хирурга? Ну, напрягись! Надо утереть нос этой даме!.. Фамилия еще такая растительная, деревянная… Дубов? Со-снов? Березкин? Нет… Коренев!»
— Фамилия хирурга была Коренев?