Миг единый

Он вышел на небольшую площадку, отсюда видна была вся линия: двигались, поблескивая катками, рольганги, полыхало газовое пламя в круглых печах, горели зеленые сигнальные огни. Удивительный был это цех. Чтобы добиться сверхпрочности, здесь совмещалось несколько операций, прежде казавшихся несовместимыми: прокат, закаливание, металлообработка; цех гудел, он и вправду похож на готовящийся к отплытию корабль, и легкий гул его был приятен Николаю Васильевичу.

Он опустился вниз, когда почувствовал, что цех достаточно разогрелся на холостом ходу, отослал Павла к началу линии и, получив от него сигнал по селектору, дал команду приготовиться; сразу сделалось жарко, он снял пиджак, повесил его на спинку стула, оттянул узел галстука, — все-таки он нервничал, и всерьез; минута, чтоб успокоиться, ну, вот он и готов, — он в центре цеха, а все механизмы на линии — как бы продолжение его нервов.

— Внимание, первый участок… Задавай!

По рольгангу двинулось сразу несколько круглых отливок, в их ступенчатых контурах лишь угадывалось будущее колесо, они были грубы, шершавы, с темной в мелких бурых и синеватых пятнах поверхностью, подаватель их раскладывал, чтобы отливки равномерно направлялись к станкам черновой обработки; вот здесь — первое испытание, станки на этом участке с программным управлением, если заест, начнется долгая возня. Он услышал голос Павла, затем оператора, взглянул на стол — Наташа дала контрольные цифры; Николай Васильевич хотел подсказать Павлу, на что обратить внимание, но тот опередил, доложил: станки работают нормально, деталь пошла к кольцевой печи; теперь он хорошо увидел колесо с блестящими краями, оно проплыло по загрузочному транспортеру, колесо подхватила автоматическая лопата, опустила на вращающийся под печи, где шумело красное пламя; к Николаю Васильевичу пришла уверенность: «Все будет хорошо», и он уж ничего не видел, кроме температур, химических анализов, что подавала ему Наташа, и, когда раскаленное колесо выплыло из печи, ему показалось, что двигает его не механизм, а его воля — так были напряжены нервы, и тут-то раздалась команда Павла:

— Стоп!

Но напряжение не ослабло, он сразу понял: пустяки, деталь была на промежуточном узле, там ничего страшного произойти не может, так оно и оказалось: кантователь, который должен был переложить колесо на рольганг, оказался неотрегулированным, — при холостом ходе этого не обнаружишь, — и он перебросил колесо, как катапульта, через рольганг, там была заградительная сетка, колесо пробило ее, — ничего страшного, — наладчики быстро включились в работу, отрегулировали кантователь, колесо подняли краном и отнесли в сторону, и линия двинулась…

Шергов что-то говорил рядом, он был бледен, капли пота выступали на его лбу, Николай Васильевич так и не разобрал, о чем тот говорит, потому что наблюдал за вторым колесом, как оно двигалось из печи; вот оно полетело на скорости по рольгангу под валки стана. Одна из самых сложных операций, здесь все должно быть точно — скорости, степень обжатия… Надо считать, молниеносно надо считать… Ему даже некогда было оглянуться на Наташу. Один результат, второй… честное слово, молодец эта девчонка!.. Николай Васильевич чувствовал себя сейчас как на автогонке, цепко припав к рулю: дорога и предметы, стоящие вдоль нее, смазывались в единую серую массу, и только впереди горел белой звездой финишный огонек, скорость и работа мотора. Деталь летела через стан и обжималась валками. Вспыхнули зеленые сигнальные лампы, раздался торжествующий голос Павла:

— Прошли!

Первое колесо, второе, третье, четвертое… Теперь можно передохнуть, но впереди еще тяжелый путь. Крюковой конвейер — новшество, которым гордились проектанты; он потащил колесо в отпускную печь, а за ней длинная, в двести метров, камера медленного охлаждения, облицованная сверху блестящими, как зеркала, стальными листами. Двигались на крюковом конвейере колеса через длинную отпускную печь, как через туннель. И вдруг:

— Стоп!

Вот здесь-то он меньше всего ожидал тревоги, потому и позволил себе закурить, и вдруг эта команда.

— Что там?

— Худо, Николай Васильевич. Камеру с фундамента срывает, да короб в гармошку…

Он не мог этого представить, крикнул:

— Аварийную команду к печи. Ждать меня!

Он почти пробежал по пролету, на ходу закуривая сигарету, и все, кто был на командном пункте, шагали за ним, он шел долго, или ему так казалось, во всяком случае, пока шел, докурил одну и начал вторую сигарету, но вот наконец и длинная камера замедленного охлаждения; аварийная бригада на месте, в блестящих стальных листах отражались люди, они безобразно удлинены, как в выгнутых зеркалах. Павел стоял впереди всех, протирал очки, лицо его спокойно, только под глазами появилась голубизна; Павел указал на бетонный фундамент — там местами вырвало болты крепления. Николай Васильевич перевел взгляд наверх: металлическая обшивка начала сжиматься в гармошку.

— Гады!.. Вот уж гады, — взвился рядом голос Шергова. — Ну, ведь за каждым шагом этих бракоделов не уследишь. Это же надо так крепить болты…