— Теперь хорошо! Сократил — совсем другое дело!
Ни Пырьев, ни кто-нибудь их худсовета не заметили, что никто ничего не сокращал. Просто музыка в быстром темпе как бы ускоряет время. Хотя хронометраж остался прежним!
А Гайдай мне заговорщицки подмигнул: мол, знай наших!..
Естественно, я не мог присутствовать на всех гайдаевских съемках. У меня параллельно работа шла и над другими фильмами. Иногда по две-три картины в год. Был очень смешной случай. Как-то я делал три фильма сразу. И вот пришел к одному режиссеру (кажется, это был В. Левин из Одессы, с которым мы делали много фильмов, в частности, «Капитан Немо»), играю ему эскизы. Он слушает, слушает…
— А это, — говорю, — когда герой в конце погибает.
— Какой герой погибает?.. — удивленно спрашивает он.
Оказывается, я играю ему музыку из другого фильма!.. А у меня в один день две встречи уже прошли, за роялем с утра до ночи, в голове все смешалось.
— О, извини! — говорю. — Это, кажется, не из твоей картины!..
Мы посмеялись…
С Никулиным и Вициным у меня были замечательные отношения, Юра и Жора мне очень нравились.
Вицин был очень остроумный, всегда шутил, Никулин — тоже. Однажды мы пошли на какой-то закрытый пляж в Алуште, где снимали «Кавказскую пленницу». Достал контрамарки туда, естественно, Моргунов, он пробивной. Мы прошли, но одной контрамарки не хватило. А Моргунов шел последним. И вот тетка-контролер его не пускает:
— У вас и так лишний человек прошел!
Вицин тут же нашелся.
— Тетенька, — говорит, — а он не купается. Мы на нем плаваем!
…Снимали «Кавказскую пленницу», эпизод с санитарным врачом, который рассказывает про ящур. Всем надо делать уколы. И вот Вицин, Никулин и Моргунов лежат втроем, а за ними на площадке наблюдают человек пятнадцать из съемочной группы. Пока троица репетирует сцену — все умирают со смеху. Гайдай же — не улыбнется! Говорит Никулину:
— Так… Это, Юра, ты в цирке будешь играть…
Вицину:
— Это, когда гости к тебе придут, ты им покажешь… Давайте-ка вот так… Вы забыли, что было до этого эпизода, в каком вы были состоянии?
Он же помнил все!
Троица непрерывно изобретает массу смешного, но Гайдаю не нравится: или не в том стиле, или перебор, или цирк получается, эстрада, в общем, не то. Наконец, находит золотую середину и, не давая им остыть, снимает.
Эксцентрика — тонкая штука. Вот сейчас, сию минуту есть нужное настроение, найден жест, темп, и актер может повторить еще раз для дубля. Но пять раз у него уже не получится, он начинает или что-то другое делать, или скисает. Вот Гайдай до этой стадии не доводил. Всегда держал нужный накал, чтобы и ярко было, и в то же время не перегорело.
Никулин и Вицин все время что-то придумывали. К примеру, когда Никулину делают укол, он носом поводит: «Спирт?» Это он сам придумал.
В «Операции «Ы», когда Моргунов считал деньги, десятка случайно упала на пол. Вицин тут же наступил на нее, — это его экспромт. А Гайдай сказал:
— Снимать, снимать! Давайте придумывайте что-то дальше!
И они придумали:
«Чей туфля?» — «Мое!..»
Гениально работали!
Троица, конечно, уникальная была. Самые мобильные — Никулин и Вицин. Моргунов — больше как типаж.
Кстати, в «Бриллиантовой руке» у Юры Никулина был и такой «экспромт»: когда в последних кадрах картины крановщик опускал крюк, чтобы перенести Семен Семеныча из катера на берег, то Юра ударился об этот тяжелый крюк по-настоящему. Но даже виду не показал, доиграл сцену с улыбкой. Хотя можно представить, какую он испытывал боль. Две недели потом болела шея…
Троица, конечно, уникальная была. Самые мобильные — Никулин и Вицин. Моргунов — больше как типаж.
Но самое главное: я видел эту же троицу, когда другие режиссеры ее снимали. Все было не так! Не было режиссера Гайдая, и потому была сплошная импровизация. Режиссер покатывался до слез и говорил оператору:
— Снимай, снимай!
Или режиссер считал, что он не дорос до их уровня и не может ими командовать, или просто такой режиссер. И они резвились на всю катушку. Выходило все что угодно — и цирк, и эстрада, но только не смешное кино. Смирнов снимался в Таджикистане, делал, что хотел, — получался какой-то капустник…
А Гайдай не смеялся! Все смеялись, он — нет. Не знаю, сдерживался ли он, думал ли все время о фильме — ему нужно было найти именно то, что искал.
А Гайдай не смеялся! Все смеялись, он — нет. Не знаю, сдерживался ли он, думал ли все время о фильме — ему нужно было найти именно то, что искал. Например, если в какой-то сцене актеры должны были смеяться по сюжету, он говорил:
— Захохотали — и прекратите! А то будете дольше зрителей смеяться.
И он прав. Часто смотришь кино, там артисты закатываются. А это не смешно. Ждешь, когда закончат себя веселить…