Наконец моя голова ложится ему на плечо, и я слышу, как его дыхание замедляется и губы чуть раскрываются, словно у спящего ребенка.
– Джонас, – зову я шепотом, чтобы проверить, уснул он или нет.
– Все в порядке, – отвечает Джонас, не открывая глаз, не просыпаясь. – Все в порядке.
Даже во сне он бормочет эти слова, будто столько раз произносил их, что они у него теперь – настройка по умолчанию. Сколько ему боли выпало; сколько любви хранится в его щедром сердце. Оно дало трещину, а Джонас все-таки еще шире его раскрывает, чтобы и меня тоже впустить. Наверно, ему очень больно, и дань слишком велика, и запасы не бесконечны, их уже так мало осталось.
Сонный Джонас продолжает меня обнимать. Даром что он в бессознательном состоянии – я под его защитой. Так мы лежим, и недорасписанный потолок спальни смотрит на нас.
От этой мысли сердце наполняется, разбухает – чтобы разбиться, не выдержав.
Глава 18
Вернувшись после обеденной смены, застаю дома Феликса. Они с мамой сидят за кухонным столом. Пьют кофе. Болтают, как старые приятели. Мама в джинсах и в рубашке с воротником на пуговицах.
Я будто открыл портал во времени, перенесся на без малого восемь месяцев назад, когда у меня была мама, регулярно мывшаяся в душе; человек, а не призрак.
Месяца два назад я бы подумал: слава богу, наконец-то прогресс. Сейчас – не обольщаюсь. Мама отучила обольщаться. Это все спектакль для единственного зрителя – Феликса. Для нас, собственных детей, она даже на день не потрудится ту же роль сыграть.
– Привет, дружок, – говорит мама, уловив мое присутствие.
– Привет.
Лучше отвечать односложно. Лишнее слово вполне может нарушить баланс. По крайней мере, у меня такое чувство. Вспоминаю фильм-сказку, который очень любит Лия. Там ведьма придает себе облик прекрасной принцессы. Но в зеркале отражается то, что есть на самом деле. Так и здесь: если подойти к маме с кастрюлей из нержавейки, блестящий округлый бок отразит настоящую маму – в пижаме, с припухшими веками.
– Я,
– Наши счета в порядке?
Спрашиваю, отлично зная: Феликс правды не скажет.
– Будут в порядке, – отвечает вместо Феликса мама. – Мы сейчас пойдем в ресторан, там я просмотрю бумаги. Побудешь с младшими? Сайлас и Наоми вернутся через час, максимум – через два; сменят тебя.
Прищуриваюсь. Отвратительно, что мама преподносит как новость то, что я и без нее прекрасно знаю. Она здесь больше не рулит, в этом доме; но перед Феликсом хочет доказать обратное, вырывает руль у нас, троих старших.
– Конечно.
Феликс собирает бумаги, мама, идя за ним к двери, чмокает меня в щеку. Мне изрядных усилий стоит не отшатнуться. Незачем маме делать вид, будто ей полегчало. Надо, чтоб ей действительно полегчало.
Иногда мне хочется уснуть года на два, на три. Может, я уже буду тогда студентом колледжа. Может, отпадет необходимость тащить семью на буксире. Через три года наш семейный фургон, глядишь, уже и сам как-нибудь покатится.
Дремлю на диване. Меня будит Бека, говорит, что голодна. Готовлю сэндвичи с курятиной и заставляю младших съесть помимо сэндвичей еще и зеленый салат. Потом мы с Лией у нее в комнате играем в лошадок. Пластиковые такие лошадки, целый набор, и чего только каждой не полагается – и щетки, и цветочки для украшения грив, и ленты для хвостов. Не успели мы все это добро вытащить, разложить, как услышали крики снизу. Ну конечно – Бека с Исааком снова ссорятся.
Потом что-то со звоном падает. Черт.
Говорю Лие:
– Будь здесь.
Спускаюсь.
Исаак и Бека все еще дерутся. На сей раз не поделили пульт от телевизора. Оба красные, потные, всклокоченные. Слава богу, телевизор цел. Разбита рамка для фото, лежит лицом вниз на тумбочке рядом с яблоком раздора, в смысле рядом с пультом.
При моем появлении Бека с Исааком одновременно кричат:
– Это он сделал!
– Это она виновата!
Перевожу взгляд с одного на другую. Бека не выдерживает:
– Я первая пришла, и вообще, он знает – я это шоу всегда смотрю!
– Тупое шоу, тупое! А по другому каналу про динозавров передача, я еще на прошлой неделе ей сказал, я ждал!
Исаак предпринимает очередную попытку заграбастать пульт, которым пока завладела Бека.
– Прекратите.
Хватаю его за руку.
– Дай сюда пульт. Никаких динозавров, никаких шоу, вообще никакого телевизора. Ведете себя, как детсадовцы.
– Но… – возражают они в один голос.
Забираю пульт у Беки, прячу в карман.
– Никаких «но». Посмотрите – вы вещь расколотили, и даже это вас не остановило! Вы хоть понимаете, что ведете себя недопустимо?!