Миг столкновения

Ну вот, он уже начал кайф портить. Может, завести мотор да и смыться без Джонаса? Пускай глядит мне вслед. Но я ужасно спешу, поэтому напяливаю дурацкий шлем и жму на газ. Мотор урчит, точно кот-мурлыка – нет, точно исполненный ярости ягуар! Доброй мне охоты!

Метеором проносимся через Верона-ков. Какое блаженство – чувствовать коленями биение мотора. Наверно, так всадник слышит сердце своего скакуна, ощущает себя с ним одним целым. Помню, я мечтала стать жокеем, носить высокую бархатную шапочку и кожаные сапожки. О, из меня получился бы превосходный жокей, ведь я от лошадок без ума. Обожаю их чуткие носы и внимательные глаза, их гордый нрав и преданность. Меня даже названия мастей волнуют – гнедая, пегая, серая в яблоках. Мне всегда казалось, что всадник и конь нераздельны, что оба подчиняются третьей силе – например, как ствол и ветвь, – только тут не поймешь, кто есть кто, потому что они движутся вместе. Мы с «Веспой» тоже нераздельны: она пустилась в галоп, я натягиваю удила. Туже. Еще туже.

Дорога вливается в Хайвей № 1. Может, у него другое название, просто я считаю, что он должен называться номер один, потому что он и есть номер один в мире, да. Слева мелькают деревья, деревья, потом коттеджи; справа – сплошная синяя полоса океана.

– Вив, сбавь скорость! Сбавь скорость! – вопит Джонас. Подумать, какой пугливый; вон как за меня ухватился. – Сбавь скорость, Виви! Ради бога!

Пока он мне в ребра ногтями не впивается, я его толком и не слышу. Он, кажется, скулить начал. Съезжаю на обочину. Не оглядываясь, чувствую: Джонас спрыгивает с «Веспы». Орет на меня, стаскивая шлем:

– ЧТО С ТОБОЙ ПРОИСХОДИТ?!

Поднимаю пластиковое забрало.

– Тише! Не надо кричать, а то я собственных мыслей не слышу!

– Ты что, обкурилась? Кто так ездит?! Там знак «СТОП» висел – скажешь, ты его не видела?

– Ой, Джонас! Эти знаки «СТОП» – что они собой представляют? Обычные красные восьмиугольники. Люди почему-то приписывают им некую власть над собой.

– Дальше я поведу. Давай ключи.

Джонас стоит на траве. Здесь дорога сделала петлю.

А Джонас стал петлей на моей дороге. Меня судьба ждет, а он тут с воплями.

– Я отвезу тебя домой, Вив, потому что ты либо пьяная, либо обкуренная. А может, и то и другое.

– Я ТРЕЗВАЯ и домой не собираюсь.

– Вив, не доводи меня, ладно? Бла-бла-бла-бла-бла-бла.

Во всяком случае, я именно «бла-бла» слышу. Поэтому я качаю головой: трынди-трынди-мне-плевать. Улавливаю только последние слова из всей тирады. Джонас, багровый, как закат, выдает:

– …я лучше пешком домой пойду.

– НУ И ИДИ! СКАТЕРТЬЮ ДОРОГА!

Так я кричу и даже жалею, что и без того сижу на скутере. Если б не сидела, как бы это эффектно вышло – продефилировать мимо Джонаса, вспорхнуть в седло. Я – вольная птица! Я улетаю! Я должна увидеть весь огромный мир, а весь огромный мир жаждет увидеть меня, и никакой мальчишка, будь он хоть красавчик из красавчиков, меня не остановит, о нет; я помчусь по побережью, между небом и океаном, потому что МЕНЯ УДЕРЖАТЬ НЕВОЗМОЖНО.

Мотор рычит, я встаю на скутере в полный рост, ветер подхватывает юбку.

– ЯЯЯЯЯЯЯЯЯ! – таков мой боевой клич, потому что я родилась, когда лунная пыль обсыпала блуждающие огоньки, потому что я не такая, как мои близорукие смертные предки, у меня иммунитет к сочтенным дням на этой планете. К дням, которые текут взаперти, в сомнениях, по инерции. Нет, нет, нет, я – больше, чем этот мир, я – как вот эти деревья! УРА!

Хватка слабеет, ноги сгибаются на миг, словно пружины при нажатии. А потом разгибаются, и меня выталкивает вверх, и я лечу. Я это сделала. Я – невесома, я дрейфую с воздушным потоком, свободная, свободная.

Глава 20

Джонас

Это случилось так быстро, что я… я просто…

Это все-таки случилось.

Ноги и руки холодеют, дрожат. Сделались как ватные. Не слушаются. Пытаюсь бежать – бесполезно. Падаю на колени, обдираю ладони. Встаю.

Слышится крик.

– НА ПОМОЩЬ, КТО-НИБУДЬ, НА ПОМОЩЬ!

Наверно, это я кричу.

Потому что это случилось. Я сам видел. Может, Виви и не была пьяна. Я должен был ее остановить.

Она газанула на своей «Веспе». Скутер врезался в дерево. Виви еще была в седле – или нет? Не знаю. Боже, этот глухой шлепающий звук, с каким тело Виви упало на землю. Эта гора покореженного металла. Виви скорчилась на земле. У нее кровь; кровь на плече; и – о Господи – из плеча торчит обломок кости. Колени снова подкашиваются, меня рвет на траву. Надо подобраться к Виви, но желудок продолжает исторгать рвоту. Наконец он пуст, я пытаюсь сделать бросок к Виви.

Кто-то хватает меня за руку, потом за другую. Мне заламывают обе руки. Женщина в длинной ночной сорочке обняла меня, не пускает к Виви. У женщины большое, мягкое тело; кажется, что меня поймал огромный тестяной шар. Уютный и теплый шар. От коттеджика к Виви бежит мужчина, на ходу говорит по сотовому. На нем серая футболка и фланелевые пижамные штаны.