Миг власти московского князя

— Что верно, то верно, Егор Тимофеевич. Я сам ви­дел, как дружинник, в сече весь израненный, более седмицы в забытьи пролежал, но со смертного одра поднялся. Помню и о другом, который, пустяшную paну получив, поспешно ряды покинул. В обозе, видно хотел до конца похода отсидеться, да только не вышло. Ночью мороз ударил, его к огню звали — ведь ходячий, — но он отказался, так в санях и застыл, хоть укрытый был.

— Я и сам без тебя таких рассказов сколь угодно навспоминаю, — махнул рукой посадник. — О другом я речь веду! Ну, зачем, скажите на милость, вокруг хворого пыль столбом поднимать да суетиться, коли не от этой суеты жизнь его зависит!

Воевода перехватил взгляд князя, кажется уже на­чинавшего терять терпение в бесплодном споре с уп­рямцем, и проговорил строго:

— Верно, Василий Алексич, я подметил: одолел ты хворь. Иначе не говорил бы такое! Хоть и зависит судьба воина, да и любого смертного, от промысла Бо­жьего, от сил собственных, но ежели близкие свою лепту вносят, разве не подмога это страждущему? Разве от прикосновения рук нежных ко лбу горящему не спадает жар? А к губам пересохшим кто воды живи­тельной поднесет? Кто словом ласковым дух, в нерав­ной борьбе слабеющий, поддержит? Подмога такая и сильному нужна, а слабому без помощи и вовсе не обойтись. Кажется мне почему‑то, что ты и без наших наставлений все это хорошо знаешь, и зачем голову нам морочишь, не уясню. Может, не по нраву тебе, что мы, — воевода показал на князя и сотника, — к тебе часто в гости наведываемся?

— Нет, нет, — замахал руками посадник.

— Может, в обиде на то, что из‑за хвори без дела прозябаешь? — продолжал сурово воевода, не обращая внимания на попытки посадника вставить свое сло­во. — Так тому виной не мы и не близкие твои, кото­рых, как я вижу, ты за их усердие попрекать решил! Вина в ране твоей! Но, сколь все мы успели удостове­риться, и она теперь тебе не помеха, так что за дела принимайся, нечего с домашними воевать! Прав ли я, Михаил Ярославич?

— Прав! Прав, Егор Тимофеевич! Все ты верно из­рек, — закивал князь, не давая посаднику сказать что‑либо в свое оправдание. — Мы‑то с упрямцем бе­седы беседуем, утешаем, да боимся поперек слово вставить. А ты, старый воин, сказал твердо. Верно ты подметил: раз сил набрался, что их попусту тратить на пререкания. Я уж и дело ему хотел поручить, да подрастерялся, — хитро усмехнулся князь и, отве­дя глаза от воеводы, посмотрел на раскрасневшегося посадника, который, открыв рот, слушал его, пыта­ясь угадать, о каком поручении идет речь. — Как кор­шун на нас налетел!

— Не томи, Михаил Ярославич! Говори, что мне делать надобно! Верно вы подметили, замаялся я от безделья. Мысли черные от этого в голову лезут, — вы­дохнул посадник, заискивающим взглядом впившись в лицо князя.

Тот не спешил с ответом. Он провел ладонью по ак­куратной бородке, кашлянул в кулак и, переглянув­шись с воеводой и сотником, который, кажется, безу­частно слушал говоривших, произнес негромко:

— Понимаю я тебя, Василь Алексич! Сам без дела сидеть не могу, словно зверь, в тесную клетку попав­ший, злиться на весь белый свет начинаю. И деды мои, и отец мой, покойный великий князь Ярослав Всеволо­дович, такими же были. Когда я еще отроком был, го­ворил он мне, что муж добрый не может праздным быть. Хорошо запомнил я его слова. Потому для тебя и дело по силам нашел, хотя, если по чести, отдохнуть тебе не грех.

Услышав последние слова князя, посадник заметно поменялся в лице, будто испугался того, что тот может изменить свое решение. Говоривший почувствовал, с каким напряжением внимает его словам хозяин, но успокаивать посадника почему‑то не спешил, про­должая неторопливо:

— Говорил уже я тебе, что можешь трудиться на благо города и княжества, как и прежде, до моего сюда прихода. И ныне это повторю, — оглянувшись на сотника и воеводу, словно раздумывая, стоит ли говорить при них то, что собрался сказать, он, недолго думая, продолжил: — Может, ты и вправду на меня обиду затаил, ведь с моим приходом власть из твоих рук утекла? К тому же и бояре, что со мной пришли, ближе ко мне стоят, да и дело свое не хуже твоего знают. Опасаешься, что из‑за раны твоей совсем не у дел окажешься? Прямо скажу: зря! Ты много для города сделал, и я это помню. Но хочу, чтоб ты знал: ежели уйти от меня захочешь, держать и препятствий чинить не буду, впредь козней тоже строить не стану. Мне сие противно.

Князь говорил твердо, и у слушателей не оставалось ни малейших сомнений в правдивости его слов. Воевода, помня о прежних беседах, согласно кивал. Сотник, впервые ставший свидетелем подобного разго­вора, удивлялся не столько словам, сколько той жесткости, с которой они были произнесены, и незаметно поглядывал то на князя, то на побледневшего Василия Алексича.

— А теперь о деле, что я тебе поручить хочу, — сказал миролюбиво князь, закончив наконец отповедь, явно неприятную для посадника.